разойдутся мирно, другъ съ другомъ говорятъ,

а все Троякъ сделалъ, потому что сказалъ:

«Въ старовину, говорятъ, одинъ дуракъ жилъ,

такъ онъ дуже умный былъ, коли умники съ нимъ,

а дуракъ, коли дураки кругомъ,

ну, такъ я жъ дуракъ тоже съ вами сталъ!

Такъ коли хотите дурака слушать, так скажите!»

«Говори!» – кричатъ, – «Мы сами дураки!»

«Ну, коли же вы дураки, такъ по дурости и сделали!

А теперь ставайте умниками, больше не делайте!

Да ступайте, по чаре меду пейте,

да миритесь, а то палкой бить буду

и правого, и виноватого! Миритесь, говорю!»

Люди послухаются, посмеются, да и помирятся.

Любилъ его народ, и Царь тоже любилъ,

дети все вокругъ него, на возу сидятъ,

со всей Руси нашей дедовской

собираются, смеются с нимъ,

а онъ смеется, а самъ детей учитъ!

Да коли дети повырасли, стали дружно жить,

стали дружно жить, совсемъ не ссориться,

а стала Русь оттого крепчать пошла,

а стала добра наживать, друг друга любить,

и Царь Троянъ Трояка славилъ,

и люди ему всегда кланялись.

ПРО СТАРОДАВНIЕ ЧАСЫ РУСОВ. СКАЗ ВТОРОЙ

За старые годины, за часы давнiе

ходили Пращуры по степям,

стада гоняли, в телегах жили,

и все добро на возу, и жена с детьми,

и все добро – скотина в степи,

овцы, коровы, лошади.

А былъ въ те времена старикъ одинъ,

он был Дед изъ Дедовъ, самый старый,

самый древнiй, всемъ Дедамъ Дедъ.

И не боялся тотъ Дедъ никому правду речи,

правду речи, укоряти кого,

а хоть бы Царю самому, коли надо,

и было ему за то поваженiе великое,

и все спешили къ нему за советом,

и все несли Деду кусокъ лучщiй,

ягоду малину, землянику какую,

а то Дедъ бралъ и детямъ раздавалъ.

А за часу того люди не знали

а ни хлеба, ни картошки, ни капусты,

собирали щавель въ поле, а ту щавель ели,

катранъ брали, корень сладкiй,

да желтых петушков листъ зубчатый,

и темъ жили, молоко пили, мясо ели,

а ни горя нашего, ни труда не знали.

И сидятъ въ ночи у костра большого,

а старый Дедъ бывальщину заведетъ,

побасенки рассказываетъ имъ,

а по темъ по побасенкамъ и правду скажетъ,

про еще старшiе часы, про Пращуровъ,

а про техъ Щуровъ, что сам сивый,

а борода желта, зелена стала

отъ древности старой, ото всех годовъ,

что и близкихъ детей нет уже,

ни сыновъ, ни дочекъ, ни внуковъ,

и что правнуки поженились давно,

у самихъ бороды сивые, а правнучата

скоро замужъ выйдут, скоро поженятся.

И скажетъ Пращуръ такой людям добрымъ:

«А теперь вы, люди добрые, не знаете,

какъ было въ часы, когда Пращуры наши

могилы копали, Царей хоронили,

а съ теми Царями коней его добрыхъ,

а съ ними и вояков его, верныхъ слугъ,

а съ теми слугами и жену его,

что сама на себя руки наложила,

передъ саньми Царскими убиваючись,

чтобъ съ ним ехать въ Край Дальнiй,

на Святую Воду Реки Большой,

а где семь Рек течетъ, где Рай стоит,

а тому Раю имено Ирiй есть,

и тамъ цветы цветутъ, не вянутъ николи,

и тамъ Ангелы летаютъ, тамъ птицы поютъ,

въ кущахъ зеленыхъ садятся,

и николи листъ съ техъ кущей не падаетъ.

А и тамо сынъ мой родимый живетъ,

сынъ родимый, что в бою убитъ былъ

отъ руки поганца, злого недруга,

а и тамъ Деды наши и Прадеды,

что пошли на вень Богу жати,

а что больше до нашего поля не придутъ,

на коровъ, овновъ не глянутъ больше,

а и те тамъ живутъ, стада гоняютъ,

а и Царь ихнiй – Богъ одинъ нашъ,

а Ему, Богу, ответъ держатъ,

и его одного только слушаются.

А и въ томъ Раю-Ирiю ясномъ

въ зиме птички живутъ, весны ждутъ,

а по весне, коли зелено все,

коли вишни цветутъ, домой летятъ,

подъ крышу нашу, в гнездо свое,

что о прошлый годъ птенцовъ водили

и въ этотъ еще, гляди, выведутъ.

И летятъ скворцы, ласточки наши,

летятъ жаворонки, Бога славятъ,

летятъ весной подъ крышу нашу,

и щебечутъ намъ, а мы не разумеемъ,