Из-за острого недостатка автомобильного топлива население столкнулось с новой напастью. В Петрограде, к примеру, служба Скорой помощи была вынуждена сократить свою деятельность до минимума. 29 мая 1918 года газета „Вечернее слово“ опубликовала красноречивую заметку „У 'Скорой помощи' нет бензина.“[273]
Приостановка работы экстренных бригад на пике инфекционных заболеваний была сродни катастрофе. В разгар тифозной эпидемии эпидемический отдел Скорой помощи сильно помог петроградскому населению в деле перевозки заболевших и дезинфекции заражённых помещений.[274] Теперь же большинство машин было обездвижено.
В городских больницах дело обстояло не лучше. Инженер-железнодорожник Ю. В. Ломоносов вспоминал, как в конце декабря 1919 года Москва погрузилась во мрак: не было ни тока, ни свечей. По словам советского деятеля, в родильных приютах женщины рожали в потёмках, а в больницах необходимейшие операции откладывались до утра.[275]
Острый дефицит электроэнергии прослеживался на протяжении всей Гражданской войны. В той или иной мере он охватил все городские центры республики.[276] В ряде городов вроде Самары властям за отсутствием тока пришлось закрывать кинотеатры и бани.[277],[278]
Городской транспорт также пострадал от нехватки электроэнергии сильнейшим образом. Остановка электростанций и снежные завалы на улицах вели к тому, что и без того редкое трамвайное движение то и дело оказывалось парализовано.[279],[280] Весной 1919 года в Москве трамвайное движение совершенно замерло. По сообщениям прессы, из-за отсутствия электроэнергии вагоны трамваев даже не могли вывезти в парки. Они так и стояли на улицах там, где остановились в момент прекращения тока.[281]
С остановкой электроэнергии в городах пассажирам трамваев приходилось выходить из вагонов и продолжать свой путь пешком по городу. При отсутствии извозчиков эти изнуряющие переходы могли продолжаться часами. Они происходили и в непогоду: и в дождь, и в град, и в метель. По сообщениям современников, они были тяжелы.[282],[283]
Поэт Сергей Спасский вспоминал, что не связанная трамваями Москва представлялась расползшейся и громадной. По свидетельству Спасского, расстояния приобрели первобытную ощутимую протяженность. В своём передвижении по городу мемуарист выработал технику сокращений и пользовался переплетениями переулков. Он писал: „Сколько раз я проделал этот путь в течение ближайшего времени!“[284]
Электричество в домах давалось с перебоями на час, на два. Свидетельница тех лет писала, что если электричество горело весь вечер и ночь, сердца обывателей сжимались в смертельном ужасе: это означало, что в квартире шли обыски.[285] Обыски сопровождались арестами.[286] Обыски, конфискации и заключения под стражу пользовались приоритетом Совнаркома. Для этого электроэнергии и автомобильного топлива на жалели.
Кризис топливного снабжения в постреволюционные годы стал синонимом постылого, унылого холода. С отключением отопления паралич начал сковывать города и посёлки страны. Примусы и керосинки были хозяевами кухонь того времени. Но с дефицитом керосина и нехваткой керосиновых ламп и тем, и другим пришлось искать замену.[287],[288]
Экономист А. С. Посников отметил, что в деревне местами опять пошла в ход лучина, и женщины сняли с чердака давно забытые светцы.[289] Топливный голод компенсировался интенсивным использованием дров для отопления примитивных печурок. Необходимость в резком увеличении дровяных заготовок стала толчком к мобилизации населения. Отсутствие отопления было настолько злободневным, что весной 1919 года властью обсуждался проект декрета о постепенной замене налоговой системы трудовой повинностью по заготовке топлива.