Я гимназии не кончил —
Да в окопы прямо скочил,
И попал в ниверситет,
На геройский факультет…

Душу я на войне свою понял. Я человек хороший и до людей добрый. Здесь мне делить нечего. Своего ничего нет, все казенное… Душа и та чужая… Так всем одолжить готов и душою…


Выдумки, говорю, выдумки вражьи. Душа да душа… А душа в теле хороша. А хорошо тело – повсегда при деле… Значит, работай, округ себя смотри и об земном пекись. А то душа да душа, а сами ровно свиньи…


Это ты верно: что до шкуры, так тут душа ни при чем. У меня вон шкура-то часами без души гуляет, как в атаку идти. Оттого я и храбрый такой.

* * *

Сказывают так: жил человек суровый и строгой жизни и себя и округ себя все по закону соблюдал. И дожил тот человек до смерти и попал на тот свет. А там его и спрашивают: «Что, мол, ты, батюшка, на земле делал?» – «А я, – говорит, – закон соблюдал». – «А как же ты его, дядя, соблюдал-то?» – «А я, – говорит, – не крал, не жрал, под себя не с…, с бабами не спал». А ему и говорят: «Плохо, мол, старче: из „не“ никакого дела не выкроить; а за то, что ты все „не“ да „не“, – так и сиди, брат, на дне»… Да в пекло на дно на самое и усадили. Вот те и законник.


Загудел жук: «Такого, мол, я шуму напустил, все, верно, попряталось со страху, покружусь-ка я на просторе». А под тот шум и птица за жуком на охоту. А ты шумом не пужай, приглядки меньше, проживешь, брат, дольше.


Задрал волк у меня ягня и стрекача с им. Собаки в голос за кровью. Сшибли они волка, отняли ягня и сожрали. А мне не все едино: злое али худое мое добро стравило?.. Вот так и Бог да черт. Нам до них что, абы жить ладно.


Дал заяц стрекача, а навстречу волк: «Эх ты, – говорит, – дерьмо ты полевое, под ногой трава горит со стыда, что ты, заяц, робкий таков. А я, волк, – герой»… И схряскал зайца. Кто кого съел, тот и смел, хорошего-то тоже мало.


Забежал козлик в лес, и все с им как следует. Сейчас это ему волк навстречу. И стал козлика есть. А козлик тот не всякий был, больно умен, сейчас это он волку в брюхе рога расправил, из брюха выскочил да и стрекача, аж земля с-под ноженек горяча. А волк сел брюхо чинить и думает – ну и народ пошел, ну и порядки. Заглотал я его как путного, а он, окромя убытку, ничего хорошего…

* * *

Сколько, бывало, я сказок слушаю, об одном жаль, что не так в жизни бывает. На войне же я сказок понасмотрелся собственными глазами: и разбойники-то, и сироты замученные, и воскресших сколько, и мертвые стоят, – чего только, чего нету. Чистая сказка, да только больно уж страшная.


Память у меня слабая. Я вот помню все, что до хозяйства. А насчет войны, бей не бей – не упомню. Сорок лет, почитай, мозги на одно натаскивал, а тут все другое. Кабы еще по душе было, а то я так рассуждаю, что русскому одно по душе – своим домком жить, по чужому не тужить.


Меня такая обида взяла, на это глядючи. И не только что стены не валятся – пол деревянный, электричество светит, садик есть, и картины, и все, как у настоящих богатых людей… А потом как подумал, что все это делать нам самим бы пришлось… И так решил, что лучше просто, как свиньи, жить, а уж на вокруг себя силу тратить – не согласны…

Меня мама как носила,
Напугалася,
Был сыночек я исправный,
Да избаловался.
Не кутил, не выпивал,
С бабьем не водился,
Карты вовсе я не знал,
Матюшить стыдился.
А проклятая война
До греха добила,
Насмотрелся я…
Так с пути и сбился.
Посмотри теперь, мамаша,
Своего сыночка,
На башке нема волосьев,
Во рте ни зубочка.
От гнилой болезни сохну,
Ото вшей деруся,
От проклятого окопа
Со страху…
А кругом глядит начальство,
Дерет да ругает,
А каков я был мальчишка,