Большак детей настрогал как гусей в огороде. Одних мужиков пяток штук, не считая девок. Шушпан оказался четвёртый по рождению, притом четвёртым он стал всего-то как пару лет назад, а до этого значился младшим из сынов, любимым и балованным. По законам того времени старшие учились хозяйскому делу и вырастая заводили собственное хозяйство, а младшему оставался отчий дом по наследственному праву.

Вот и растили Шушпана в баловстве, вседозволенности как любимчика и наследника, а как баба большака ещё мальчонку принесла два года назад, так и Шушпан вроде как лишним стал.

К труду необученный с детства, мужицкому делу неприученный с малолетства. К тому же возненавидел младшего братца лютой ненавистью и от всего этого ударился в пьянство и постылое дебоширство. Отцу своему и то до икоты надоел, тот уж не знал, как избавиться от балбеса.

С годами большак и сам стал побаиваться его. Несколько раз намекал, мол шёл бы ты в вольные касаки зарабатывать походами себе на жизнь, а тот, как бычок упрётся, не хочу и всё. Мол, что я там забыл в ваших сраных походах.

А тут как всё поселение вилами припёрло, папаша под общий гул и в своё облегчение погнал сына из родимого дома. Так Шушпану и деваться стало некуда кроме как подаваться в касаки.

Вторым отправили в орду Моршу, «хитро выделанного». Одногодок с Шушпаном по возрасту, родившийся чуток лишь попозже, и по совместительству его первейший собутыльник, лучший и единственный «дружбан».

Морша во всём казался каким-то усреднённым. Среднего роста, а сложен вообще так себе, ниже среднего. С виду не красавец, но и уродом назвать язык не поворачивался, зато в душе – полное говно. По натуре мерзкий, наглый и до безобразия сволочной. Со сверстниками и младшими, заносчивый, в разговорах нахрапистый, но таким он являлся лишь в компании Шушпана, да и то пока из взрослых никто не видит.

В проделках, как правило, бедокурили на пару, но благодаря своей склизкой натуре изворотливой Морша всегда ускользал в самый последний момент и каждый раз становился вроде бы как не при делах. Даже когда селяне устраивали разбор, он в раз делался «побитой собакой», эдакой «целомудренной овцой» и самым безобидным созданием. И всегда оказывалось, что он ни в чём не виноват и чист как слеза. Он ничего предосудительного не делал, да и вообще просто ходил мимо никого не трогая. Наоборот, Шушпана удерживал за руки, наставлял праведным словом на путь истинный и, если бы ни он, так вообще не понятно, чтобы было бы.

По правде сказать, в последней выходке, переполнившей чашу терпения Морша действительно участия не принимал, где-то прячась. Так получилось, что Шушпан бегал разбираться с обидчиком в одиночку, хотя тут тоже как посмотреть. Ведь обидную весть Шушпану именно он принёс и так разукрасил обидчика в словах, что детина спьяну словно озверел.

Морша, видимо задницей почуяв неладное, за Шушпаном не побежал, тем не менее народ и его потребовал отправить на перевоспитание. И так как пацан тоже в семье хаживал в средних сынах и также надоел отцу как горькая редька, то невелика потеря. Вот и отправили его за компанию с Шушпаном.

Третьим в касаки отправился белобрысый Кулик. Молодой совсем, кому по годам вроде, как и рановато ещё было. Добрый малый. Он ни с Моршей, ни с Шушпаном никоим образом не знался. По статусу вдовий сын, но, как и те двое, тоже значился средним сыном. Рос при доме и при большом хозяйстве со своими братьями и сёстрами.

Их отец пропал где-то в походах. Ушёл касачить и уж пять лет от него ни слуху, ни духу. А как прошлой осенью вестник из орды весть принёс о его погибели где-то в дальних краях, по рассказам неведомых Кулику, так пацан и засобирался отправиться по следам отца.