Для эмоциональных качелей Кощей использовал не только игнорирование и невнимательность, но и специфическую риторику, даром что ли он закончил филфак. В первые пять лет брака он изводил меня разговорами о вечном одиночестве, Маркес был ему в помощь, о том, что семья – это отживший институт, и пример его родителей более чем наглядный. Потом он подхватил услышанную в телевизоре мысль, что семья будущего – это женщина с ребёнком и нормально приходящий отец. Во вторую десятилетку Кощей мне рассказывал, как бы он чудесно жил без меня, заказывал бы еду в ресторанах, а рубахи гладить нанял бы домработницу. И вот тут я ему устроила, казалось бы, то, о чём он мечтал – гостевой брак. Прожил он один ровно два месяца, и пошёл реализовывать тот же семейный сценарий, то есть оказалось хреново приходить в пустую квартиру вечером, где тебя никто не ждёт, и он даже во время очередного выяснения отношений в период пляски на костях вынужден был это признать. Но при этом, когда я пыталась убедить его в том, что не нужно разрушать то, что создавалось годами и уже устаканилось, и вообще, неплохо бы подумать о ребёнке, опять начались разговоры про то, что семья отживший институт, как будто и не было этих двадцати пяти лет и про то, что наш двадцатипятилетний брак тем и плох, что слишком долгий и соответственно, такой же как у его родителей. И опять тут были метафорические тезисы про ртуть, которая въелась в его жилы с детства и продолжает разъедать его личность. Не удивлюсь, если он и Пиздутке сейчас задвигает про отживший институт и вечное одиночество. А попросту он душемот, и у него хроническая потребность изводить бабу свою по какому-нибудь поводу, тем более, что дома он чувствует себя в безопасности, ему не надо прикидываться нормальным, как например, на работе, а баба его должна терпеть, не зря же он её выбрал. В самом начале нашей совместной жизни он, казалось бы, на пустом месте устраивал скандалы, я тогда не понимала, за что и в чём моя вина, жутко обижалась и чувствовала себя несчастной. А это был избегающий тип отношений, он специально провоцировал ссору, чтобы у него была веская причина сбежать от меня. Однажды утром в выходной я сварила на завтрак пельмени, Кощей заметил, что у меня в тарелке их меньше, чем обычно, я сказала, что просто это последние, поэтому я ему положила, как обычно, а себе поменьше, но это не страшно. Он начал орать, почему у нас вечно ничего нет, почему нет печенья к чаю, причем он орал так, как будто случилось что-то непоправимое. Я кое-как, давясь, доела эти злосчастные пельмени, выбежала из кухни, стала рыдать, потом запустила в него кофтой, он погнался за мной, мы добежали до кровати, я упала, он замахнулся, а потом сказал: «Вот теперь лежи тут и не вставай!», я собралась и ушла из дома. Я тогда так часто делала после наших ссор, шла к сестрам, подругам, иногда даже ночевала у них, жаловалась. Потом поняла, что никому не нужны мои проблемы, научилась справляться сама. Кощей после той ссоры ушёл на неделю к родителям, потом позвонил, извинился за то, что сорвался. И так все двадцать пять лет, бурные ссоры, чаще всего спровоцированные или его невниманием или откровенным хамством, потом примирения в постели.

Нарцисс не отстанет, пока вы не дадите ему сильную эмоцию. Он будет долго и методично доводить вас до состояния аффекта. Кощей обычно занимался этим по выходным перед своим уходом, в выходные он всегда куда-нибудь уходил, на работу, в бильярд, в автосервис, на какую-нибудь встречу. Причём, изводил он меня в тот момент, когда я занималась хозяйственными делами и уже чувствовала себя слегка обиженной за то, что мне вечно приходится всё делать самой, а от него никакой помощи. Однажды я развешивала белье, я даже не помню, с чего всё началось и чем он изводил меня в тот раз, кажется, мы куда-то собирались ехать втроём, но помню финальную фразу, сказанную с противным смешком: «Хе-хе, а я вот тебя с собой не возьму!». И тут я начала орать, что попало со страшными матами, и даже грозила его убить. Потом я схватила ребёнка, мы с ним выбежали из дома, пока мы шли на стоянку я ревела навзрыд, ребёнок тоже начал плакать. Потом в машине, когда я уже немного пришла в себя, ребёнок в слезах крикнул: «Он больше не придёт! А я не хочу как мои друзья встречаться с папой по воскресеньям!», у него оба друга были из разведённых семей. Тут я  окончательно пришла в себя, стала говорить, что он придёт, мы просто поругались, он уже понял, что виноват и обязательно придёт. В такие моменты я всегда шла к подругам, там можно было облегчиться, перетереть, подруги у меня были все адепты традиционных ценностей, мы во всяких таких ситуациях призывали друг друга к терпению и мудрости. Я не помню, пришёл он вечером или нет, но кажется, на другой день мы с ним встретились в ресторане за ужином, и я сказала, разве можно после всех этих страшных матов надеяться на восстановление отношений. Кощей, как обычно, меня уболтал, накормил обещаниями, и всё пошло опять своим чередом с бурными ссорами и последующими примирениями. Как-то Кощей в очередной раз выносил мне мозг в выходной, я в этот момент куда-то собиралась. Уже не помню, по какому поводу он докопался до меня. И вот, я ходила, собиралась и спорила с ним, и заходя в ванную, я ему очень эмоционально крикнула: «Это же существенно!». Потом вышла из ванной, он спросил меня: «А что, я не расслышал, для тебя существенно?». Я остановилась в лёгком ступоре, а потом сказала: «Да я уже не помню!». Этот конфликт имел такое вот весёлое разрешение. Кощей потом всем на работе рассказывал про мой короткий ум. Так постепенно с годами я приобрела некоторую толерантность, научилась не создавать лишних поводов для ссор, уходить от прямых схваток, отшучиваться. Когда мы переехали в трёхкомнатную квартиру, стало полегче, можно было уйти в другую комнату, закрыть дверь. Уже не надо было бежать к подругам. Со временем мне надоело жаловаться на него, я понимала, что уже никому не интересно слушать про этот мазохизм. Но с его стороны никаких компромиссов не было. Когда его посещала очередная тревога, он привычно выносил мне мозг, иногда мне удавалось сдержаться, но ему хотелось конфликта и сильных эмоций с моей стороны, только после моего ора он полностью удовлетворялся. А потом, когда он решился на мою утилизацию, он ещё мне предъявил, что мы с ним жили как кошка с собакой и зачем продолжать этот мазохизм. Постоянные покусывания, насмешки и придирки продолжались всю нашу совместную жизнь, со временем он стал привлекать детей в качестве союзников, когда критиковал меня, но дети никогда его не поддерживали. Я сейчас думаю, а ведь я могла, например, в него чем-нибудь запустить в такие моменты, когда он доводил меня до исступления и вообще сесть в тюрьму. Вот чем страшны такие отношения.