Глава II. Идеализация.
Первый период идеализации в «любви» Кощея ко мне длился примерно год. Потом в течение нашей совместной жизни еще случались кратковременные периоды идеализации, обусловленные моими личными достижениями. Кощей заставил меня проверить в свою красоту и уникальность. Тогда Кощей смотрел на меня круглыми, блестящими от восхищения глазами. Когда я сменила осеннюю одежду на зимнюю и пришла к нему на работу в пальто с воротником из чернобурки и в шапке из чернобурки, у него были такие удивлённые глаза, он сказал: «Ого, какие у тебя песцы!». До него я думала, что нравлюсь парням, потому им со мной весело. Но мальчик всё мне очень доходчиво объяснил про мою красоту, напрочь разбив материны негативные установки: черты лица у меня правильные, глаза большие, ресницы длинные. И я ему поверила, потому что в глубине души я всё же надеялась, что я красивая. Потом, когда начался период обесценивания, он никогда не делал мне замечаний по поводу моей внешности или фигуры, за исключением одного: «А чего ты челюсть-то нижнюю выставляешь?». У меня сложилось ложное убеждение, что ему нравятся тонкокостые, длинноногие девушки с восточным типом лица, то есть такие как я, поэтому при всей моей ревности, которую я испытывала на протяжении всей нашей совместной жизни, многих вешающихся на него проституток, я не рассматривала в качестве потенциальных соперниц, и это было моей ошибкой. Кощей оказался перверзным нарциссом, то есть перед моей утилизацией он резко поменял предпочтения. Кощей оказался прекрасным фотографом, он делал очень красивые снимки меня, потом долго их разглядывал и восхищался вслух. Он гордился тем, что на меня обращали внимание другие парни, удовлетворённо отмечал каждый раз, когда на меня кто-то «клевал», я нравилась всем его друзьям, это тоже ему льстило. Но при этом он никогда меня не ревновал, только дважды за двадцать восемь лет я почувствовала его уколы ревности. Однажды его коллега-фотограф из редакции фотографировал мне с микроскопа препараты для доклада, и мы провели два часа в воскресенье в лаборатории вдвоём, тогда Кощей раздраженно бросил: «Что вы там так долго делали?». Второй раз он проявил ревность, когда я уже жила в Столице и отправила ему без всякой задней мысли свою фотографию, когда делилась впечатлениями с выставки, он написал, а кто тебя снимает.
Первый день рождения Кощея после нашего знакомства должен был меня насторожить, но на такие вещи обращаешь внимание, когда выбираешь партнёра хладнокровно, а когда тебе двадцать с небольшим, и ты влюблён, то склонен отмахиваться от тревожных знаков. Я приехала к нему домой пораньше, он просил помочь с праздничным столом. Родители уехали к бабушке с ночёвкой. Я приехала в неприбранную квартиру, сильно удивилась, потому что в моем понимании если ждёшь гостей, надо первым делом навести порядок в квартире. На кухне стояли ингредиенты для салатов, и куриные окорочка, разложенные на противне. Кощей сидел на подоконнике в закатанных по колено трениках и меланхолично курил. До прибытия гостей оставалось примерно полтора часа. Я не думала, что всё будет до такой степени запущенно, и с ужасом стала соображать, за что хвататься, чтобы успеть: то ли салаты строгать, то ли хоть как-то прибраться в квартире. Решила сначала перемыть грязную посуду, расчистить территорию для готовки и мал-мал навести порядок в гостиной. Естественно, за салаты я принялась уже когда пришли первые гости. Друг Кощея весело стал выхватывать у меня из-под ножа орешки и есть. Я заорала на него, потому что уже накопилось раздражение, он удивился и покинул кухню. Всё это время пока я хлопотала, Кощей беззаботно бездействовал и не находил ситуацию фатовой. А я беспокоилась, чтоб не ударить в грязь лицом и встретить гостей как положено, хотя вообще-то это была не моя зона ответственности. Но я как настоящая отличница взяла эту ответственность на себя, и Кощей мне предоставил эту свободу быть ответственной за него на все 28 лет. Его инфантильность и безответственность также станут потом для меня огромной проблемой.