Через полчаса Густа и Нилай, оба в жирных ошмётках противоожоговой мази, пили чай.

– Если ты вздумал стесняться, – сказала Густа, – останешься голодным. У меня нет сил тебя заставлять. Ешь, пожалуйста.

Нилай вздохнул и взялся за пятый бутерброд с сыром и огурцом. После четвёртого он было засмущался. Для такого худого человека он поразительно много ел. И, прожевав кусок, чуть не подавился, потому что начал интересоваться, как дела у отца Густы.

– Мама прислала сообщение: у папы стабильно тяжёлое состояние. Уверяет, что очень стабильное и дальше будет только лучше. Всё ещё разговаривает со мной как с ребёнком. Думает, если приукрасить правду, станет легче. Всё равно что намотать бинт на гирю, которая проломит тебе голову. Или сердце.

– Или сердце, – задумчиво повторил Нилай. – Надо сказать бабушке, где я. На работе искать не будут, у меня выходной начался.

– А…

– Родителей нет. У меня только бабушка.

– Прости, пожалуйста.

Нилай улыбнулся.

– Есть телефон?

Густа протянула мобильник.

– Нет, нужен такой, настоящий. Как у нас.

Нилай задвигал руками в воздухе, изображая что-то размером с кокос. Девушка фыркнула.

– У папы в ящиках я видела старинный. Такой, что ли? Но он давно не работает.

– Не работает, – снова повторил Нилай. – Неси!

Густа спорить не стала. Попросила его дёрнуть шнурок под потолком второго этажа, после чего парня чуть не прибила раскладная лестница. По скрипучим ступеням забралась на чердак. Гость последовал за ней.

– Как же ты знаешь, что такое телефон, а про кофемашину и автомобили нет? – спросила Густа, разгребая хлам.

– У нас их нет. В Чикташе некуда ездить на авто-мо-биле. И кофе у нас не пьют. Но мне про него рассказывали на работе. Хотелось попробовать.

– У вас где? Ой! – Густа отдёрнула руку. – Вечно мама начнёт вязать и бросит спицы где попало…

– Чикташ – это мой город.

– А он на каком слое мира? На нашем?

– Нигде и везде одновременно. Чикташ – это маковка мира. Лучший город, и там не бывает зимы. Я в Дорожной Службе Междумирья только узнал, что такое зима, у-у-у!

– О, нашла! – Густа села на старый скрипящий стул и вытащила из-под груды папок шнур-пружину древнего, по её меркам, телефонного аппарата. А затем и сам телефон.

– Ты правда заставишь его звонить?

Нилай кивнул и взял телефон.

Рукавом стёр с корпуса пыль и прижал к уху трубку. Густа с интересом следила за ним, время от времени бросая взгляд на болтающийся кончик телефонного провода.

Нилай на секунду прикрыл глаза, пробормотал что-то, вспоминая, и стал уверенно крутить диск.

Би-и-и-им! – эхом разнёсся по чердаку гудок.

Густа вздрогнула. Снова посмотрела на лежащий на полу провод, присоединённый только к корпусу телефона. В глазах Нилая заплясали чёртики. Густа попыталась прикинуть: сошла она с ума или нет? Как эта технология может работать?

– Да? – глубокий, грудной голос будто обнял Густу пуховым одеялом.

– Бабушка, это я. Я у Матиуша, буду поздно. Как ты?

– Переоделся бы хоть. Кушал?

– Да, баушк. Ты в порядке?

– Ещё в каком. Собираюсь на рынок за зеленью, буду сбивать цену этой противной Лоре, – рассмеялась пожилая женщина на том конце провода и многозначительно добавила: – Матиушу привет.

Нилай положил трубку и усмехнулся:

– Ни слову не поверила.

– А почему ничего не спросила? – удивилась Густа.

– Вообще-то я взрослый, мне семнадцать – улыбнулся Нилай.

– Пф! А мне четырнадцать, тоже не ребёнок. Пошли вниз, надоело пылью дышать.

Нилай притормозил у старых санок:

– Здесь должна быть перекидная ручка.

– Ага. Я её во втором классе сломала. Космолёт строила. Пойдём! Тут столько хлама, начнёшь перебирать – не закончишь.