А неплохо бы сейчас улизнуть домой. Как бы эту псину непослушную забрать? Но Густа не успела сделать и шага, Нилай навис над ней, схватил за локоть:

– Отпусти немедленно! – зашипела Густа.

Не убежать и не спрятаться… Стена дома, родные окна так близко, но как до них добраться? Густа выдернула локоть, начала пятиться, Нилай – за ней. Но через несколько шагов он споткнулся и странно замер.

– Ты что, не можешь пройти дальше? – изумилась Густа.

– Не могу, – схватился за голову Нилай, – теперь меня не возьмут на работу… Ну почему именно со мной вечно что-то происходит! Междумирники на службе не могут пройти на слой дальше, чем предполагает текущая задача. Если их не пригласит кто-то из местных.

– А если… – Голос у Густы стал сиплым, страх и надежда ощущались сейчас одинаково холодно, удушающе.

Нилай встрепенулся, посмотрел с надеждой.

– У меня есть вопрос, и, если ты согласишься помочь, я приглашу тебя.

– А потом позволишь стереть память? – Нилай сощурился, прикидывая эту мысль.

– Кроме того, что мне нужно будет знать. Тогда всё будет в порядке. Для всех.

Нилай кивнул, недоверчиво улыбнулся. Осторожно протянул руку и упёрся ею в невидимую стену.

– Я тебя… приглашаю? – неуверенно сказала Густа, и рука Нилая провалилась в воздух.

Несколько рабочих остановились неподалёку, внимательно глядя на разговаривающих.

– Стой тихо, – прошептал Нилай, – а потом разворачивайся и шагай с прямой спиной, как лунатик. Так все делают, когда им память стирают.

Луна бледнела, и река таяла вместе с ней, оставляя после себя утреннюю росу. Откуда-то издалека донёсся протяжный гудок парохода.

– Иди! – цыкнул на неё Нилай. – Я приду через пятнадцать минут.

Девушка повиновалась, и на этот раз Джим не стал создавать проблем, послушно затрусил следом. Оборачиваться было нельзя, да и боязно. Что, если там никого и ничего нет и это был сон наяву? Густе так этого не хотелось! Ведь если в мире существуют такие чудеса, значит, можно найти одно чудо и для папы.

Дойдя до забора, Густа не выдержала, оглянулась. На пустыре никого не было. Ни души, ни звука, ни шороха. От разочарования Густа чуть не расплакалась.

И тут из-за высоких стеблей иван-чая показалась худая фигура. Густа смотрела на каштановые кудри, чёрный комбинезон, совершенно неуместный рыжий шарф и ликовала.

«Не сон, – думала она, – я не сошла с ума».

Спрятались на заднем дворике дома Густы, куда выходила глухая стена. Девушка нарвала слив с маминого дерева, уселась на скамеечку рядом с новым другом. И не смогла спросить о главном, вдруг Нилай не сможет помочь… Вместо этого:

– Кто плыл на пароходе? Куда? Зачем?

– Почтовая Служба Междумирья. Она соединяет между собой миры, её работники развозят разное…

– Миры? И сколько же их?

– Ну, формально один. И много-много слоёв, как у луковицы. Основных семь, но там всякое бывает, где-то тоньше, где-то толще. У каждого своё название. Этот, например, Беркат. И слои наползают друг на друга, и тогда приходится подключаться нам, чтобы не было аварий и свидетелей.

– Почему вас никто, кроме меня, не слышал? Вы же такие шумные!

Нилай пожал плечами.

– А твои тебя не потеряли? – спросила Густа.

– Да кто же за мной следить будет, всё равно уже возвращались домой.

– Давно ты работаешь в этой службе? И почему разговариваешь на русском? У вас что, своего языка нет?

– Язык у нас свой. Вот. – Нилай показал на цепочку непонятных букв на шевроне. – Он устроен так, что на каждом слое его слышат как местный и понимают. А стажируюсь я второй месяц. Только что школу окончил. А ты ходишь в школу?

Густа усмехнулась, чуть не подавившись сливой.