Но Софья Михайловна не рассердилась.

– Страж. – Поправила она.

Вялым голосом она принялась объяснять, что исключений и с этой стороны Закон не предусмотрел. Как появляется раз в указанный срок Жертва, отмеченная Знаком, так и Страж непременно приходит за Жертвой.

– А что он с ней сделает? – Спросила ученица Тарасик.

Софья Михайловна, похоже, утратила весь свой энтузиазм – она была молода и уставала от своего голоса. Урок, который она провела очень неплохо, уже надоел ей.

– Это неправильная постановка вопроса. Так не спрашивают.

Внезапно, точно хорошая, но рассеянная ученица, Софья Михайловна, вспомнила и добросовестно добавила:

– В науке под названием философия, которая примыкает к нашей дисциплине, рассматривается также постулат о том, что Страж и Жертва это одно и то же. Да… Но философию начнёте вы изучать в будущем году… вернее, те из вас, кто отправится в дальнейшее увлекательное путешествие под названием «девятилетка».

Но голос её поблёк, и собственные речи уже не казались ей убедительными. Она вновь превратилась в девочку, которая готовится к экзамену и старается не учить лишнего, чтобы сэкономить силы.

– А где Жертва потом будет жить? – Усаживаясь во взметнувшемся чёрном лепестке платья и жадно глядя на молоденькую учительницу, как на оракула или продавца мороженого, почти перебила её Нюта.

Пожалуй, впервые за семь лет она услышала в этом скучном месте, куда приходится ходить каждый день, что-то, разбудившее её фантазию.

Софья Михайловна поморщилась. Мелькнула мысль, что изучение основных законов зря передвинули в программе… рановато. Они все слишком малы. Впрочем, менее чем через год половина девичьего воинства ощутит томление и новые чувства, а затем то одна, то другая, а то и целыми группками они начнут исчезать… оставляя на домашних диванах, на полочках среди учебников, на городских скамейках вещицы, которые встревоженные отцы и бледные со сжатыми губами матери будут навещать в течение трёх дней. А потом они возвращаются… да, они все возвращаются.

Она невольно вцепилась в край стола и усилием воли подавила подступающую дурноту.

А ведь теоретически любая из них может оказаться той, которую отметит Знак…

Не хватало, чтобы кто-то задал этот вопрос.

– Этого никто не знает. – Ответила она, нервно хлопая по столу в поисках завалившихся за конспекты часиков. – Задание!

Нюта уже утратила интерес к теме. Она увлечённо смотрела на свои часики, такие же, как у Софьи Михайловны.

Девочки записали в дневники: «выучить конспект», так как темы этой в учебнике не сыщешь, пусть бы даже буря перелистала все страницы.

В небольшом узком помещении перед спортивным залом – «спортзал» говорить не рекомендовалось, Анна Станиславовна не любила сокращений в словах, – тесновато, так как сбоку к стене лепились кабинки для переодевания.

Сейчас из полудюжины доносились шелест и звук сбрасываемой обуви. Несколько дверец оставались приоткрытыми, и домовой – если он тут водился, а из посторонних мужеска рода здесь могло бы прогуляться разве что существо потустороннее – видел бы, как девичья фигурка по-змеиному извивается, вылезая из тесного коричневого платья, всегда очень узкого в подмышках.

Санька-Кавалеристка, существо вполне материальное при любом освещении, с сумрачной бодростью ответив на «здрасьте, альсансанна» Киры, Лили и нескольких других девочек, вошедших в помещение, прикрыла дверцы одну за другой, назидательно пробормотав:

– Кафешантан устроили. Актрисы…

Она прошла в зал, распрямив плечи, обтянутые курткой военного покроя со следами от споротых погон.

Лиля рванула на себя первую попавшуюся дверцу, но оттуда донёсся визгливый смешок и протестующий вскрик. Кира огляделась.