Даже когда я был в мильвийской тюрьме, в глубине души теплилась надежда каким-то образом вернуться на службу, восстановить доброе имя. К чему мне теперь были прививаемые с детства понятия о чести и благородстве? В Легионе нас учили быть беспощадными к противникам. Единственное требование – безоговорочное подчинение командирам.

Пленных мы практически не брали, своим тяжелораненым соратникам, которым нельзя уже было помочь, оставляли склянку с настоем усыпляющего корня и оставляли умирать на поле боя. Так было заведено в Легионе. Думая об этом, я понимал, что раз изменилась моя жизнь, то чтобы выжить в создавшихся условиях, должен был измениться и я сам.

Правда, я пока плохо представлял себя в новом амплуа, но надеялся решить все вопросы по мере их возникновения. Дальнейшее обдумывание ситуации я решил отложить на потом, к тому же меня настойчиво толкал в плечо Гасан, с тревогой указывающий на причалы, вдоль которых стояли десятки кораблей разных форм и размеров.

Здесь были и плоские, огромные торговые суда, заваленные всевозможными ящиками и амфорами, и боевые дракары ликийцев с бортами, увешанными щитами и хищными металлическими шпиронами на носовой части. Отдельной вереницей покачивались на якорях величавые дромоны с установленными на боевых площадках дальнобойными баллистами. Изящные и превосходящие размерами другие корабли парусники Зейнона стояли особняком, впечатляя высокими мачтами и башенками, подобранными полотнами желтых парусов. Эти морские путешественники словно несли в себе ауру далеких земель Серого континента.

– Я боюсь моря! – заявил Гасан. – Три раза плавал на кораблях и трижды попадал в шторм. В последнем – спасся лишь чудом. Потом пообещал себе, что больше никогда не залезу в эти чёртовы посудины.

На его возмущенное роптание никто внимания не обращал. Офицеры выстраивали нас вдоль пирса, проверяя, не отстал ли кто из бойцов. К каждому отряду был приставлен человек из числа моряков-зейнонцев – они отвечали за размещение солдат на корабле. Я наблюдал, как с помощью хитроумных подъёмных устройств со сложной системой шестерён и противовесов грузили наших лошадей и содержимое обозов.

К несчастью, не обошлось без происшествий. Один из наших новичков, поскользнувшись на мокром трапе, упал в воду. Я с ужасом наблюдал, как он камнем ушел ко дну – в застегнутых и зашнурованных тяжёлых латах у него не было ни малейшего шанса выплыть на поверхность. Матросы тут же нырнули за ним, но когда его вытащили, он уже не дышал.

Я видел, как это происшествие раздосадовало капитана Галса – первая потеря, даже не в бою. Он тут же приказал всем нам снять латы и грузить их на корабли отдельно. Мудрое решение, хотя и запоздалое для нашего утонувшего товарища.

– Плохооое начало, – огорченно протянула Шейла, прекратив бесполезные усилия вдохнуть жизнь в захлебнувшегося солдата. – Ещё не начали сражаться, а уже лишились бойца.

Её слова эхом отозвались в моей душе. Я невольно задумался о том, сколько ещё потерь нас ждёт впереди. Куда мы направляемся? Что за враг там, куда нас ведут? Вопросы без ответов кружились в моей голове, пока я снимал собственные латы, стараясь не думать о том, как беспомощен будет любой из нас без доспехов в случае внезапного нападения на корабль.

Пока Легион размещался на кораблях, я заметил в толпе зевак двух неприметных попрошаек в грязных лохмотьях. Что-то в их поведении показалось мне подозрительным – они тихо переговаривались между собой и внимательно следили за процессом погрузки. Впрочем, я быстро выбросил эти мысли из головы – мало ли кто глазеет на причале? Тогда я ещё не знал, что это были королевские агенты, замаскированные под нищих, и что как только последний из нас ступит на борт зейнонского корабля, они поспешат донести весть новому королю Ансвилу об окончательном отбытии Легиона.