Во мне есть ещё тот проказник,
Что пинками прогонит грусть!
Я сбегу с похорон Хароньих,
Прихвативши его весло,
И на белых крыльях вороньих
Черным вытравлю – «Повезло!»
Разрисую клинок под прялку!
Приберусь на своём столе!
Отыщу свою жизнь-беглянку,
Между павших на той войне.
…И закрою глаза уставший…
…И проснусь, досчитав до ста…
Меж осколков зеркал упавших,
Я найду образок Христа!
22.11.2016 г.
Цикл «В храме»
Перед службой
Иду ко входу в храм неторопливо.
Плывут платки, снимаются панамы.
Детишки разные бегут куда-то мимо —
За ними пробегают папы, мамы.
Я захожу в ворота приходские,
Повсюду нищий, нищий, нищий, нищий.
Все грязные, разутые, босые,
Крестятся и бормочут: «Дай нам пищи».
Я захожу – во храме толпы люда.
Все молятся усердно на иконы.
Я лица вижу, язвы от простуды,
Штаны в полоску, красные погоны.
Вхожу на клирос, жду начала службы,
Лучи от витражей скользят по стенам.
Я думаю о скрытых тайнах дружбы —
И мчусь по гладиаторским аренам.
Все замерло, не дышит, пахнет воском.
Все в нафталине ладана недвижно.
Ни девушки в костюмчике неброском,
Ни тетеньки, ни дяденьки не слышно…
Июнь 1997 г.
Рождение
Промчались! Моргнули, как миг! Унеслись!
Две тысячи лет пролетели над нами.
И тысячи душ родились, вознеслись,
Над нашими общими головами.
Что вынесли мы из истории мглы?
Что же осело в потомственных клетках?
Что зафиксировал из чехарды
Глаз человеческий, зрящий так метко?
Казни и пытки, гонения, войны!
Деций, Троян, Марк Аврелий, Нерон,
Толпы людей, что до крови голодны —
Львами сжирают Экклезеон.
Экклезеон, чьи младые побеги
Топтаны были ногами людей,
С пухлыми ручками, с пузом от неги,
Томно плывущих с утра в Колизей.
Экклезеон, семена чьи горчичные
Малою толикой в землю вошли,
Те, что вчера ещё были статичными,
Ожили вмиг – семена проросли!
Гностики, маги, жрецы, гедонисты —
Рвали, топтали побеги любви.
Римские Гаи – утех активисты,
Мучились долго… и все ж не смогли!
Рим пал в Милане, задолго до гуннов,
Не от Аттилы и прочих вождей —
От символа веры, от пытанных в тюрьмах,
И, как не странно, безглавых людей.
Люди с главами шагали на плаху,
Лишь для того, чтобы точно чрез миг,
Быть обезглавленным – вот это плата,
Чтобы забил чистой веры родник.
Церковь рождалась не мной, не тобою,
Хоть и живет и во мне, и в тебе.
Церковь построилась Божьей рукою,
Стоя на вере, с Христом во главе!
30.12.1999 г.
Кармил
Утро восходит над горными цепями
Солнечный луч тихо лижет холмы.
Люди, что тут же по склонам рассеяны,
Молча встают, ожиданья полны.
Кто-то, пришедший из Дана, тревожится —
Вдруг все уже без него началось —
Смотрит вперед, что-то шепчет и ёжится,
Нервы в комок… всё внутри собралось.
В утренней дымке с востока, из города,
Из Самарии, из центра страны,
Вьются веревочкой люди, чьи бороды
В утреннем свете лишь четко видны.
Это пророки, жрецы финикийские
В капище, что на Кармиле, идут.
Молча шагают их служники тирские,
Тучных тельцов на закланье ведут.
Рядом же с ними, задумавшись, поодаль,
Полный величия, шествует – он! —
Божий пророк из далекого города.
И из-за слов его слышится стон.
Он говорит всем о том, что в Израиле
Нет больше веры, законы не чтят.
И, что Господь всем явит в назидание
Силу свою для смирения чад.
Он объявил, что сегодня потребует,
Чтобы пророки Ваала зажгли
Силой молитвы тельца. И он жертвует
Жизнью, коль это бы сделать смогли.
Вот уж полдня, раня тело и голову,
Вопли пускают. Уж мухи и вонь
Возле тельца, рассеченного поровну
Кровь уже высохла… где же огонь?
Время пришло! Илия поднимается.
Бог разверзает утробу небес.
Молнии вспышка, и огнь является.
Жертву он лижет – зажегся телец!
В этот же миг тишину над вершинами