– А в каком направлении вы строите эти мосты? – с едва уловимой усмешкой спросил Георгий, и Анна заметила странное выражение в его глазах. Ей почудилось, что за этим вопросом скрывается нечто большее. Вопрос был столь обыденным, но интонация… В ней было что-то провокационное.

Лейб нахмурился.

– В направлении сотрудничества, – ответил он, чувствуя, что новый знакомый не просто интересуется темой. – Мы считаем, что люди могут и должны быть ближе, несмотря на все политические разногласия. Только представьте: жители Европы, Азии, Америки могут общаться, без посредников, сразу находить общий язык.

– Согласен, – сказал Георгий с лёгким кивком. – Это заманчиво, красиво, Лейб. Но вы уверены, что ваши идеи не будут использованы… скажем так, сильными мира сего? Вот, например, Советский Союз – они активно поддерживают эсперантистское движение. Но как вы думаете, почему? Разве не в их интересах строить мосты для чего-то большего, чем просто «мир и дружба»?

Анна заметила, как Лейб стиснул зубы. Лейб был человеком искренне убежденным, и любое предположение о скрытых политических мотивах казалось ему почти оскорблением. Анна решила вмешаться, чтобы смягчить разговор.

– Георгий, я полагаю, вы преувеличиваете влияние эсперанто на политику, – сказала она, подбирая слова. – Конечно, у разных стран свои интересы, но ведь мы не можем считать каждый культурный обмен политическим инструментом. Если бы все народы могли говорить на одном языке, может, нам удалось бы избежать большей части войн и конфликтов.

Георгий взглянул на неё с лёгкой улыбкой, которая казалась одновременно понимающей и слегка насмешливой.

– Ах, Анна, в ваших словах столько искренности, – ответил он мягко. – Вы молоды и, возможно, в этом ваша сила. Но вы сами сказали «если бы все народы могли говорить на одном языке». Считаете ли вы, что это вообще возможно, пока есть разные страны, разные правители, разные интересы? Возможно ли это в мире, где власть уже определила правила? Где вся Европа кишит фашистскими диктатурами?

Анна встретила его взгляд, и внезапно её охватило смутное беспокойство. Этот вопрос показался ей совсем не риторическим, словно Георгий пытался сказать нечто большее. Она не могла избавиться от мысли, что за его словами скрывается подтекст, что он – человек, знающий больше, чем говорит. И действительно ли он журналист?

– Я думаю, что это может быть долгий процесс, – сказала Анна, не отводя взгляда от его глаз. – Но ведь каждый шаг на этом пути важен. Когда люди начинают понимать друг друга, даже маленькая группа, они уже меняют мир, пускай и в малом масштабе.

Георгий снова чуть улыбнулся, но улыбка была почти загадочной.

– Конечно, каждый шаг важен, – повторил он. – Я рад, что у вас, Анна, есть эта вера. Она вдохновляет. Я, пожалуй, давно утратил такое видение мира, – он сделал паузу и добавил, – или, возможно, оно у меня иное.

Тишина повисла над столом. Анна и Лейб смотрели на Георгия, стараясь понять, что же именно он имел в виду. Её начинало раздражать, что он умело лавировал между конкретными вопросами и уклончивыми ответами. В конце концов, Лейб не выдержал и спросил:

– Георгий, извините, но вы действительно журналист? Не поймите меня неправильно, но ваши вопросы кажутся слишком… как бы это сказать, – он замялся, подбирая слова, – слишком прицельными.

Георгий ответил спокойным взглядом, словно заранее был готов к этому вопросу.

– Это справедливый вопрос, – сказал он, слегка наклонив голову. – Журналист в Советском союзе – это не просто репортер, передающий в вечернюю газету сухую информацию. Советский журналист стоит у руля Интернационала, проникая в самую суть общественной и политической жизни, прилагая усилия для достижения справедливого мира.