– Не-е-ет, – округлив глаза, шепнула Василиса, посмотрев на меня, как на безумную.

У них запрещено детей кормить грудью?

Кто знает, щедра земля на чудаков.

– Василиса! – вдруг громыхнул густой мужской голос, зычный, такой, что я подпрыгнула от неожиданности. – Что происходит? Кто это? – просверлил меня взглядом стоящий в комнате мужчина.

Как подошёл – не услышала.

Не слишком высокий, но в сравнение с моим ростом метр шестьдесят довольно внушительный. Широкоплечий, широкоскулый, такой… основательный какой-то, как огромный боровик.

Волосы светло-русые, борода с рыжеватым отливом, кисти рук большие, выглядывающие из-под тёплого свитера крупной вязки, обыкновенные джинсы.

– Медичка это, – отозвался Рома. – Мы пустили, тётя Люда сказала – можно.

– Вова заболел, ветрянка у него, – сказала Василиса. – Я врача вызвала из нового ФАПа – будто в селе был старый.

– Надежда Андреевна, – представилась я. – У вашего сына действительно ветрянка – неприятное заболевание, но течение болезни лёгкое. Лечение я расписала, – протянула листочек, где подробно расписала какие препараты принимать, в каком случае, чем смазывать везикулы – пузырьки на коже.

– Митрофан… Яковлевич, – представился зашедший, взял листок, демонстративно проигнорировав протянутую руку, отказавшись пожать. – Это всё?

– Пока всё. Осмотр через несколько дней и по состоянию. В ФАПе есть телефон, очно оформлять вызов не обязательно, можно вызвать через амбулаторию или ЦРБ, я приду сама.

– Ладно, – кивнул Митрофан Яковлевич, сжав недовольно губы.

Какой же он… недобрый какой-то. Правда смурый. Встретишь такого один на один, до смерти испугаешься.

Бирюк бирюком.

– Вот это – названия лекарств, они в аптеке продаются. Обязательно нужно купить, – невольно я бросила взгляд на ряд икон в углу на специальной подставке. – В аптеке, – настойчиво повторила. – Понимаете?

Когда-то я проходила практику на скорой помощи. Бабушка одного из маленьких пациентов в течение недели прикладывала икону к его лбу вместо того, чтобы слушать врачей. В итоге малыш умер в реанимации – диабетическая кома.

Бабка была обычной неофиткой, скорее суеверной, а не православной, попросту безграмотной, чего ожидать от этого человека, я не представляла.

Ни игрушек в доме не видно, ни жены, дети по струнке ходят, сам смотрит как на врага, словно это я заразила его сына, а не пришла оказать помощь.

Может, он капустным листом всё лечит, медицину не признаёт?

– В аптеке, значит… – задумчиво проговорил Митрофан Яковлевич. – Василиса, идите наверх. Я сейчас вернусь. Прошу, – хозяин дома бесцеремонно указал мне на выход.

Василиса с Ромой молча прошли мимо меня, поравнявшись, вежливо попрощались, покорно начали подниматься по лестнице.

Нездоровое послушание… нужно в следующий раз найти предлог осмотреть и старших детей. Проверить, нет ли следов побоев.

– Послушайте, – не выдержала я, когда мы вышли в холодную прихожую перед входной дверью с улицы, кажется, здесь это называют сени. – Я всё понимаю, у вас вера, убеждения, но дети должны нормально питаться. Молочные продукты, мясные необходимы растущему организму, купите хотя бы комплекс витаминов, если религия настаивает на строгой диете.

– И что же ещё мне религия не позволяет? – проговорил Митрофан голосом, от которого мне реально стало страшно.

Моментально всплыли все страшилки, все фильмы про сибирские деревни, документалки, которые когда-то видела, или думала, что видела, или вообще придумала.

– Не знаю, – задрала я нос вопреки собственному страху. Назло себе отморозить уши – мой девиз непобедим. Дураков не сеют, не жнут они сами родятся – вот и я родилась. – Без понятия чему вы молитесь, богам вашим или дырке в стене, но о детях вы думать обязаны! Или я… я…