– Придёт куда денется? Ты ж его знаешь… – ответил Кодиржон акя, взяв косушку с маставой на руки.

 Мархамат положила ему ложку кислого молока в суп и нарезанный базилик.

– Спасибо дочка. Сама тоже садись, поешь – сказал Кодиржон акя.

– Да, ты поешь, я пока малыша подержу – сказала Саломат хола.

– Хорошо тут у Вас, спокойно. И суп такой вкусный. Я поела, давайте малыша мне, я подержу, а Вы поешьте – протягивая руки, сказала Анна.

 Малыш был спокойным и улыбчивым, поднимать его Дуся не решилась, но всё время играясь с ним, сюсюкала.

– А кто это такой сладенький? Санджарчик? Пути-пути… Санджар! Ну посмотри на меня – болтала Дуся без умолку, вызывая улыбки у взрослых.

 Вечером один за другим, пришли Собиржон и Бекмет. Оба уставшие, один от работы, другой от рыбалки. Правда улов был неплохой, Бекмет сказал, что поест и сам почистит рыбу.

– Кеное, Вы не трогайте, я сам – деловито сказал Бекмет.

 На следующий день, Дуся с утра, позавтракав, сразу стала проситься в гости к Мехринисо. Саломат хола взяла кое-что, из привезённых Анной гостинцев и один костюмчик, тот что поменьше и положила всё в сумку, для Мехринисо. Сказав невестке, чтобы та приготовила для гостей плов и салат ачучук, Саломат хола, Анна и Дуся, вышли со двора и направились в соседнюю махаллю, в гости к Мехринисо.

Анна взяв за руку Дусю, шла рядом с Саломат хола, по пыльным улочкам между дувалами домов.

– Немного осталось – как бы оправдываясь, из-за пыльной улицы, сказала Саломат хола.

 Стучаться в калитку не стали, днём двери ни у кого не запирались, да и ночью часто забывали это делать.

– Мехринисо! – позвала Саломат хола.

Мехринисо сидела под ветвистым деревом тутовника, на деревянном тапчане и кормила грудью малыша, лежавшего в бешике. В жаркое время, малыша в бешик заворачивали без одежды, широкими лентами обмотав вокруг тельца, потом и вокруг перекладины бешика, чтобы малыш даже пошевелиться не мог. Из-под широких лент виднелись плечики и часть бедра, только от мух и комаров на бешик накрывали большой кусок марли, в богатых семьях это была тюль. Только после войны богатых так таковых и не осталось. Так, более обеспеченные, которые работали в партийном аппарате, или директора фабрик и заводов. Мехринисо отняла грудь от малыша и встала, поправляя платье.

– Кто там? – повернувшись, спросила было она, но увидев мать в сопровождении Анны и Дуси, изменилась в лице и с возгласом.

– Ах, Дусенька! – побежала им навстречу.

 Мехринисо и Дуся, долго стояли обнявшись и раскачиваясь в тон, никак не могли оторваться друг от друга. Из дома выбежали детишки и с возгласами.

– Ассалому аляйкум! – подбежали ближе, с любопытством разглядывая русских гостей.

– Ой, что же это я…растерялась от радости. Проходите в дом. Я сейчас – сказала Мехринисо.

 Но Саломат хола её остановила.

– В доме жарко дочка, сядем на тапчане, под тенью дерева. А ты иди, неси сладости для гостей – сказала ей мать.

Мехринисо кивнув головой, быстро убежала в дом и вынесла оттуда поднос со сладостями, такими же, как были и у матери, конфеты, кишмиш, сахар рафинад, сушёный урюк и конечно лепёшки. Молодая женщина поставила жестяной поднос на хантахту, накрытую скатертью и пошла ставить самовар. Анна чувствовала себя неловко, столько хлопот из-за них, а у неё малыш…но малыш не плакал, будто понимал, что мама занята. Дуся подбежала к бешику и присела на курпачу.

– Опажон, это Ваш сын, да? – спросила девочка.

– Да дорогая, ты ведь уехала, а я не хотела одна оставаться, вот и купила в магазине – ответила Мехринисо.

– Да? В магазине продавали малышей? А почему Вы не купили девочку, похожую на меня, а мальчика взяли? – спрашивала Дуся, вызывая улыбки у Анны и Саломат хола.