– Уверена. Пускай его покарает тот, кто действительно имеет на это право. А я не хочу замараться об него. Амелия Гранте выдавила подобие улыбки и Спайк кивнул. Он поднялся, и захлопнул двери автомобиля. В несколько широких шагов он обошел форд и перед тем как сесть за руль, бросил злой взгляд на злосчастный дом, из стен которого он увозил двух самых дорогих ему людей

– Стив О`Донаван, скажи спасибо той, чью жизнь ты чуть не загубил. Я желаю тебе сгнить в компании крыс. Прощай! – Радость заметила, как что-то блеснуло в руках Спайка. Он задумчиво посмотрел на зажигалку, щелкнул крышкой. Еще секунду он колебался, словно не зная, для чего она ему понадобилась. Из машины раздался тревожный голос Амелии

– Спайк, прошу. Он и так занял слишком много места в нашей жизни.

Крышка зажигалки щелкнула, потушив трепыхающееся на сыром ветру пламя. Спайк исчез за дверцей автомобиля. Мотор зарычал, оглашая мостовую диким шумом, благо дома в этом квартале почти все пустовали, и какофония в ночи никому не могла причинить неудобства. Завизжали тормоза, и темно-синий форд рванул с места, увозя своих пассажиров туда, где они будут счастливы.

Радость стояла посреди пустынной улицы, совершенно одна. Никто кроме нее и покосившегося фонарного столба не являлся свидетелем только что разыгравшейся здесь драмы. Вскоре рев мотора окончательно стих и Радость, успокоившись, выдохнула. Она чувствовала, какое невесомое легкое сияние исходило от мужчины, позаботившемся об Амелии и ее ребенке. Радость не предполагала, она знала, что теперь у них все наладится. Еще несколько минут назад, когда Амелия Гранте вынашивала в своей голове чудовищные планы мести, ее не покидал запах гниения. Такой смрад источает душа, вот-вот грозящая разлететься на миллионы осколков. Но девушка, нашла в себе силы отогнать Тьму, так близко подступившую к ее сердцу, сумела определить, что является для нее в жизни главным. Это спасло будущее ее семьи, спасло крошку Руди, который так и не узнает, что Спайк не его настоящий отец, которому так никогда и не расскажут, какую тайну хранит этот темный дом, покрытый серой, местами отвалившейся черепицей.

Радость обернулась на мрачные стены. Теперь запах гниения исходил только от каменного изваяния. Ангел медлила, борясь с желанием взглянуть в глаза человеку, брошенному где-то в стенах дома, и необходимостью двигаться дальше. К тому же, она хотела разыскать Сострадание и Выносливость, Ловкость и Умиление. Острая потребность извиниться за грубость свербела в голове. Еще один взгляд в темные глазницы дома. И все-таки любопытство взяло верх.

Радость снова шагала по дорожке к дому. За дверью ее встретил все тот же длинный коридор, освещенный все тем же тусклым светом. Теперь, после ухода Амелии Гранте, обстановка стала еще мрачнее. Свет словно превратился в зловещую дымку, обнажая все наготу злосчастного чистилища. Радость подавила приступ тошноты, волной прокатившейся по телу. Опустевшая гостиная встретила Радость спертым воздухом, пропитанным отголосками насилия и жестокости. Осторожно, избегая контакта с вещами, она стала подниматься по длинной рассохнувшейся лестнице на второй этаж. Каждая ступенька стонала под ногами Радости. Внезапно острый соленый запах ударил в ноздри. Спазма сковала все органы, и Радость осела на грязный пол. Радость никогда не встречалась с кровью, и теперь, даже не смытые остатки на перилах, заставляли содрогаться все ее естество. Радость прикрыла рот рукой, опасаясь, что не сможет сдержать рвоту. Вполне человеческое тело ответило вполне человеческими реакциями на раздражитель. Она прислонилась к холодным перилам, пытаясь отдышаться. Кое-как подавив рвотные позывы, Радость поднялась на дрожащих ногах. Задержав дыхание, она поторопилась поскорее миновать участок лестницы, периллы которого были перепачканы засохшими бурыми разводами. Радость даже не хотела знать, кому принадлежит кровь, хотя и так догадывалась. Шаг за шагом она приближалась ко второму этажу. Вот сверху уже показался небольшой коридор, разветвляющийся двумя комнатами друг напротив друга. В углу коридора возвышалась некогда раскидистая и зеленая монстера, как памятник былого благополучия разрушившейся идиллии. Сейчас ее скукоженные желтые, а местами черные листья печально повисли вдоль усохшего ствола. По-видимому, Амелия перестала заниматься домом уже давно, перестав видеть в этом всякий смысл. Одна из дверей оказалась заперта на ключ, а вторая широко распахнута. В этой комнате была детская. Пеленальным столиком давно не пользовались, впрочем, как и детской кроваткой. Радость решила, что мать боялась укладывать ребенка здесь, и наверняка держала его всегда при себе, в той самой переноске. Все ящики с детской одеждой были перевернуты, как последние свидетели скорых сборов. В одном из ящиков, из-за вороха, окрашенных такими же, как и на перилах, бурыми разводами, детских распашонок, выглядывал помятый листок. Радость, старательно избегая взглядов на кровавые пятна, попыталась взять его в руку. Пальцы прошли сквозь бумагу, утонув в пространстве. Радость вздохнула, старательно пытаясь взять себя в руки. Она умела свободно сосредотачиваться на любом предмете и контактировать с ним, но сейчас, это требовало не малых усилий.