Я не вернулся. Ни в ту ночь, ни в следующую. Санктум Санкторум до сих пор стоит в гордом одиночестве и ждёт гостей. В пыльных комнатах всё также копится хлам, а в широких окнах по ночам как и прежде отражаются звёзды.
От шести до одного
Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Открываю глаза. До сих пор мне иногда казалось, что вот-вот, проснусь – и все эти ужасы окажутся обычным дурным сновидением. Но нет. Ни разу эта надежда не оправдывалась.
Жёсткие простыни на кровати были смяты и оставили на моём боку свои омерзительные следы. Видимо, я перестала даже ворочаться по ночам. Оно и понятно. В комнате всегда холодно. Особенно в тёмное время суток. Окна я плотно зашторивала и затыкала все щели, но сквозняки всё равно проникали в помещение. Хотя бы этого ужасного кашля не приходится более выслушивать! Уже почти полгода я не вздрагиваю во сне из-за постоянных «кхе-кха-кхах-кха!». После того как Серж уехал, захватив с собой все свои недуги, у меня с души как будто камень свалился.
Жаль только, что остальные напасти лежали там мёртвой грудой. На кухне меня ждал сын. Он угрюмо попивал желтоватую воду с парой чаинок на поверхности. Завидев меня, он нахмурился ещё больше. Я подошла поцеловать его в макушку, но он скривился и отодвинулся от меня:
– Иди умойся, у тебя изо рта такая вонь, что дышать невозможно!– выпалил он.
– Доброе утро, сынок,– я закрыла глаза и принялась считать. Шесть, пять, четыре, три, два, один…
– Доброе, мамуля,– он прямо-таки скривился, когда назвал меня ласково. К язвительному тону я уже давно привыкла. Всякий раз когда приходилось выслушивать от него гадости, я просто считала от шести до одного. И в принципе, когда нужно было сосредоточиться, успокоиться, я считала.
В кухонных шкафах совсем не обнаружилось еды или продуктов. Лишь банка консервов и остатки чая. Я вспомнила, что сегодня понедельник. Значит, должны выдать в журнале жалование. Значит, закуплю сегодня продуктов. Но, ведь вчера же ещё оставалась пара бисквитов. Пара чёрствых бисквитов. Чёрствых, заплесневелых бисквитов. Они могли так хорошо утолить мой голод с утра! Куда же они подевались?
– Милый,– я старалась сохранять спокойствие, но голос слегка дрожал.– Ты не брал бисквитов из этого ящика?
Мальчик посмотрел на меня как на идиотку.
– Конечно брал. Мама, ты издеваешься надо мной? Что за дурацкие вопросы?– я устало облокотилась на столешницу, а он продолжал.– Мне есть хотелось. Живот болит целыми днями! Урчит так, что я уснуть не могу! И почему я не уехал вместе с папой…
– Да что же ты такое говоришь?!– я была готова расплакаться.
– Правду, мама! Правду!– сын вскочил со своего места и злобно зыркнул на меня.– Одного ребёнка уже заморила голодом, теперь ещё и меня извести хочешь?
– Что?– я замерла.– Как ты…
– Как узнал? А я прочитал в письме, что папке тётушка Анна всё рассказала! Он уже не верил твоим россказням. Они пытались ведь помочь и тебе, и сёстрам. А ты только о себе и думала всегда!
– Шесть, пять, четыре…
– Да что ты там бормочешь?!– взвился мальчик.– Сил моих уже нет тебя терпеть!
– Шесть, пять, четыре…
– Замолчи уже! И найди нам еды!
Я выбежала из квартиры и, сделав глубокий вдох, всё-таки досчитала от шести до одного. Тут меня кто-то тронул за плечо. Это была соседка. Дородная женщина лет пятидесяти, жившая в такой же холодной обшарпанной квартирке, но по крайней мере набивавшая свой желудок досыта.
– Мари, с вами всё в порядке?– по-французски спросила она. Я улыбнулась и кивнула.
– Да, спасибо,– мерзкое создание. Раньше меня бы стошнило от одной мысли что подобное существо прикоснётся ко мне, посмеет со мной заговорить. А теперь я и сама жила в таких условиях, что тошнить порой начинало.