Мама опять возилась на кухне, как и думал. Я увидел её через большое окно. А если мама была внизу, значит, Бек торчала в гостиной и смотрела свои дурацкие мультики. Опустив голову, придерживая наполовину оторванный рукав, я вошёл через дверь в гостиной. Моя сестра сидела в телефоне, что-то печатала, одновременно поднимая глаза на экран старого телевизора, но когда она увидела меня, то сразу оживилась.

– Привет, – машинально произнёс я и почти бегом бросился к лестнице.

– Мам! – закричала Бек.– Уолта побили! – ядовитый детский смех вырвался из неё. Она поняла, что я пытаюсь скрыться от глаз родителей, поэтому и позвала её. Специально, она всё делала специально.

– Что ты говоришь? – мама с полотенцем в руках вышла из кухни и посмотрела на меня, я почувствовал это, прикусил нижнюю губу, что была разбита.

– Что случилось, дорогой? – но я убежал вверх по лестнице. Она – за мной, правда, гораздо медленнее.

– Всё в порядке, мам, – я забежал в спальню и закрыл дверь прямо перед её носом. Не думаю, что это было жестоко, ведь более жестоко позволить ей увидеть, что со мной сделали. А ещё хуже позволить узнать из-за чего это случилось. Думаю, что теперь Келли не будет считать меня призраком. Теперь я стану для неё одним из её одержимых фанатов, теперь она начнёт сторониться меня, а у этих Годзилл из футбольной команды найдётся новый повод постебать меня, что само по себе ужасно.

Мама стояла у моей двери, пока я раздевался и смотрел в зеркало на царапины на моей спине. Несмотря на всё, это словно ускорило время, вернуло меня к жизни, позволило забыть о том, что уже завтра я увижу ту самую глубокую яму, в которой лежали и близкие мне люди. Слишком близкие, чтобы вспоминать это вновь. Быть может завтра, когда я буду стоять, окружённый пылью, но не сегодня. Сейчас я считал важным принять душ, облиться перекисью и покурить.

Клянусь, мне хотелось позвонить Мэдс, я вновь посмотрел на свою руку, пока стоял под струями воды, что медленно смывали стойкую ручку на моём запястье. Но я знал, что мне нельзя её видеть, она начнёт расспрашивать, волноваться, а я больше всего не хочу видеть её страх. Страх у меня ассоциировался с другими вещами, с другими людьми, но только не с ней.

Камера моя работала, стоит лишь заменить дисплей. Перед тем, как её бросить, блондин, чьё имя я так и не узнал, стёр все последние фото, благо я сам удаляю последние снимки, иначе он бы увидел фотографии Келли у её дома или как она с ним сидит на футбольной площадке. Тогда живым я бы точно не выбрался.

Но самая тяжёлая часть дня ждала меня впереди. Вечером у меня была встреча с психологом. Он должен был прийти к нам на ужин, поэтому мама так старалась. Всегда прихорашивалась и драила дом перед его приходом.

***

Много кто говорил, что я часто бываю отстранённым или неразговорчивым. Кто-то говорил мне, что не знай меня, можно подумать, будто я вовсе языка не имею. Бывало, я уходил в себя, смотрел куда-то вдаль или молчаливо перебирал пальцами край футболки. А всё потому, что я всегда слишком много думал, совсем не о тех вещах, о которых следовало бы думать человеку моего возраста. Я вспоминал ненужные диалоги, я вспоминал ненужные картинки, что так напугали меня в детстве, я думал о будущем, о том, есть ли оно у меня. Слишком много мыслей, что перебивают все шумы вокруг, поэтому интересным собеседником я был только тогда, когда сам с собой разговаривал. В таких монологах я знал, что меня никто не осудит, не скажет, что я какой-то неправильный или что мои мысли не подходят под стандарты. Я мог быть собой только со своим отражением в зеркале или на экране камеры. Я часто рассуждал о людях, о том какова на самом деле человеческая натура, о том, чего вообще заслуживает человечество и заслуживает ли оно хоть чего-то.