– Мне нравится ваше предложение. Но я немного боюсь вас разочаровать. Вы просите о такой откровенности, в которой у меня нет навыков. Вы просите меня выдавать ответы, которые я не успела найти даже для себя.

– Достаточно того, что ты постараешься, голубушка. Начнёшь говорить честно и прямо, и это будет даваться тебе всё лучше и лучше.

Остановившись перед ней, Степан подал ей руку с видом взрослого, который решил первым поприветствовать робкое дитя. «Здесь меня хотя бы не будет раздражать то, что руки у него горячие или липкие» ― отметила Вася до того, как пожать ему руку. Степан по какой-то причине опять не смотрел ей в глаза, зато с интересом следил за их ладонями: как будто, не подойди они друг другу, как детали из разных мозаик, сделка не будет действовать. Сейчас, когда он больше не пытал её взглядом, рассматривать его было легче, и Вася отметила то, что его асимметричная улыбка проявляла на одной щеке больше морщин, вторую щёку оставалась практически гладкой. Издалека его лицо казалось непримечательным, почти лишённым красок, но когда он был так близко, все мелочи в нём тянули на себя внимание по очереди. Всё равно, что до этой минуты она и не видела его совсем.

– Наверное, пока это лучшее предложение, так что не вижу повода отказаться, ― произнесла она, торопясь расцепить рукопожатие. ― Но необязательно звать меня голубушкой, детектив.

– Что необязательно, так это звать меня детективом, ― отмахнулся тот, снова усаживаясь в кресле. ― Дамы вперёд. Я жду вопросы.

Нелепая пауза подступила к ним, когда не ждали: Вася пыталась понять, на что потратить прекрасную возможность добиться от Степана ответов. Кто знает, будет ли живо его предложение, когда она снова одеревенеет.

– А с вами это больше не происходит? ― она несуразно сложила руки на груди крестом и закрыла глаза на мгновение, но тут же очень пожалела об этом. ― Вы уже не «теряете контроль»? Я это к тому… Неужели здесь не нужно отдыхать? Отключаться?

– Хм-хм, ― почему-то он тоже потянулся к груди и коснулся её, как делают сердечники при ощущении дискомфорта. ― Если ты встретишь Майю ― а она обещала вскоре тут объявиться, и, к слову, ты об этом вряд ли пожалеешь, она тебе очень понравится своей любезностью и выбором слов ― так вот, если узнаешь Майю, она тебе наверняка расскажет о том, как она скучает по снам. По возможности спать. Такие, как она, и в суетном мире не умели бы останавливаться, если бы не наступление ночи. А здесь ночи, как ты догадываешься, нет. И усталости, к которой ты привыкла в суетном мире, нет тоже.

– То есть отдыхать просто не нужно?

– То есть здесь ты встретишь усталость другого рода. А как с ней справляться ― выбор твой. Перво-наперво тебе нужно совладать с тем, как перестать «теряться». Очень это мешает нашей работе.

– Но эта другая усталость…

– Да не грозит тебе усталость от того, чтобы быть мёртвой, пока ты ещё не приняла тот факт, что ты умерла.

Ей почудилось, что вот-вот невесомость покинет её. И стало абсолютно ясно, что это состояние напрямую связано с протестом, который поднимается в ней в ответ на то, что говорит детектив. Вася попыталась ущипнуть себя, а потом изо всех сил вцепилась в плед, ― помогло именно это или нет, но она всё ещё не «терялась». Возможно, Степан был прав: меньше споров с происходящим ― меньше неприятностей.

– Моя очередь, голубушка. Ты не можешь рассказать мне, почему, обращаясь к своему дневнику, ты говоришь «моя дорогая Лиса»? Это как письма самой себе? Ты предпочитаешь, чтобы тебя звали Лисой?

Секунда. Вторая. И Вася так резко взлетает с кровати, едва не утягивая за собой многострадальный плед. Чтобы она не врезалась в него на своём пути, Степан вовремя отодвинулся вместе с креслом вплотную к столу, а та принялась ходить по комнате. Это было так легко, как парить привидением, не хватало лишь воздуха, который сквозил бы через её тело.