И если это печальное событие вложило бразды верховной власти в руки человеку такому же неспособному управлять судьбой великой нации, как и безрассудному юноше, который пытался вести колесницу Солнца, то абсолютно справедливы намеки на то, что правительству и прессе северян необходимо ответить на многие вопросы, касающиеся организатора этого убийства. Я еще не слышал о том, что план, предусматривавший поджог Ричмонда, насилие над его женщинами, а также убийство президента Дэвиса и всего его кабинета, отображенный на нескольких листках, найденных у полковника Дальгрена, когда-либо был опровергнут правительством Вашингтона и газетами, которые поддерживают его. Философия и религия так учат нас, что, если преступление является только действием, то сам грех убийства заключается в намерении его совершить. В свете этого суда, тусклым, по сравнению с «Небесным светом», которому еще предстоит озарить не только все человеческие поступки, но и «сами их мысли и намерения сердца», Север и Юг, друг и враг, мятежник и лоялист, жертвы и победители, живые и мертвые – все должны будут предстать перед судом, и судимы Тем, кто «Судит не так, как человек судит».

И в то же время, давайте молиться, надеяться и трудиться во имя свободы, любви и мира».

Лондон, 17 мая 1865 г.

ГЛАВА I

Мой дом. – Беглый взгляд на Вашингтон.

Надеюсь, мои английские читатели, которые так сильно любят свои домашние очаги, простят изгнаннице, если она начнет рассказ о своих приключениях с краткой реминисценции ее далекой родине:

«Loved to the last, whatever intervenes
Between us and our childhood’s sympathy,
Which still reverts to what first caught the eye.» [6]

Нет места на свете прекраснее долины Шенандоа и нет, вернее не было, другого такого приятного и мирного селения, как Мартинсберг, где я родилась в 1844 году.

Все прелести, которые благодаря фантазии Голдсмита процветали в ирландской деревушке в период ее процветания, были воплощены и в моем родном городе. Но, – увы! Мартинсберг постигла более жестокая судьба, чем «прекрасный Оберн». Он, по крайней мере, до сих пор живет в поэме, и будет жить, пока живет английский язык, а Мартинсбергу суждено было стать первой и прекраснейшей жертвой, принесенной на алтарь свободы конфедератов, но из его руин не появилось такого поэта, который бы сумел увековечить его имя.

Пока в Америке был мир и Союз штатов сохранял свое единство, в окрестностях Мартинсберга появилось множество красивых усадеб, что свидетельствовало о том, что с тех пор, когда железнодорожная компания «Балтимор и Огайо» вложила массу денег в строительство нескольких машиностроительных заводов, город стал значимым населенным пунктом. Однако вложенные средства компании не окупились. Строительство еще продолжалось, но их судьба была уже предрешена. Они были уничтожены – только так можно было поступить, чтобы эти заводы не достались наступающим янки – бесстрашным героем, истинным апостолом Свободы, «Каменной Стеной» Джексоном.

Читатель, я должна снова вернуться к моему дому, который так скоро стал добычей интервентов и грабителей.

Представьте себе теплый солнечный день и миленький двухэтажный домик, утопающий в цветах роз и жимолости. Неподалеку протекает широкий, чистый и быстрый ручей, а в напоенном ароматами воздухе Юга покачивают своими ветвями обрамляющие его берега серебристые клены.

Даже здесь, в Лондоне, несмотря на огромную пропасть времени и пространства, отделяющих меня от родины, я еле сдерживаю слезы, когда вспоминаю сладкие дни моего детства. В минуты глубоких размышлений я часто спрашиваю себя, точнее, думаю: «А думали ли когда-нибудь мои английские читатели о той жестокой судьбе, которая постигла многих из их прямых потомков, чьим единственным преступлением была любовь к свободе, от которой не смогли отказаться Отцы Пилигримы, покинувшие родной остров? Неужели они не испытывают никакой жалости или сочувствия к нам – несчастным и обездоленным конфедератам? Способны ли они хотя бы на миг представить себе, чтобы они чувствовали, если бы знали, что по всей их стране в каждой дворянской усадьбе, фермерском поместье или лачуге ремесленника бесчинствуют разнузданные солдаты агрессора, или полыхают пожарища? Какие чувства могли бы испытывать граждане Лондона при виде костров штурмующей их город армии?