Опускался он тоже очень медленно и скрипуче, и несколько минут показались вечностью. А кабина – тесной клеткой. Ева почувствовала, как к горлу подступает приступ паники, становится нечем дышать. Опустив голову, она попыталась совладать с собой, прошла от стенки до стенки. Успела досчитать до двадцати, пока лифт достиг первого этажа. Сдерживая желание выбежать на воздух, Ева прошла по просторному холлу к ряду металлических решетчатых сидений и села подальше от пациентов и посетителей. Она оглядела холл, будто ожидала увидеть незнакомца с ледяными глазами прямо здесь. Опасение не подтвердилось. Никого, похожего на мужчину из её личного кошмара не было, но чувство, что он рядом, не прошло. Может, она накручивает себя?

Телефон вдруг зазвонил и завибрировал, Ева вздрогнула и выронила его. Экран светился фотографией счастливой мамы с букетом роз.

– Милая, мы у въезда. Там шлагбаум, мы заезжать не будем. Выйдешь?

– Мам, а ты пальто моё забрала? – напомнила она, оборачиваясь к окну, за которым мёл сухой и мелкий снежок.

– Ой, прости, детка, забыла совсем. Я сейчас! Несу!

Желудок невовремя напомнил, что завтрак они пропустили. Ева оставила сумку на стуле и подошла к киоску с газетами, газировкой и выпечкой. Выбрав румяный пирожок с рисом и яйцом, расплатилась, надкусила и замерла – в огромном окне холла мелькнула смутно знакомая тень в чёрном пальто, оставляя в воздухе таять облачко табачного дыма.

– Ева! – окликнула от дверей мама и помахала рукой.

Неужели теперь каждый мужчина в пальто будет вызывать у неё такую нездоровую реакцию? Она махнула в ответ и пошла навстречу маме.

– Ну как ты? – спросила родительница, глядя, как чадо с пирожком в зубах облачается в пальто. Сама она достала из кармана зеркальце и проверила, не растеклась ли тушь. Растаявшие снежинки мелким бисером усеяли шубку и тёмные локоны.

– Хорошо. – Ева взяла сумку. – Ничего не болит, отдохнула, выспалась.

– И голова не болит?

Ева пожала плечами:

– Были бы мозги, было б сотрясение, а так легко отделалась, синяками.

Мама цокнула языком и поправила её светло-каштановые волосы, попавшие под воротник светлого кофейного пальто. От рук пахло духами.

– На работу когда?

– Во вторник, – дожёвывая пирожок, она направилась к выходу.

– Может, у нас останешься на выходные? Аня с детьми заедет.

– Тогда у меня точно будет болеть голова, – отмахнулась Ева. – Врач сказал – полный покой и отдых. Никаких родственников с детьми.

– М-да? – с сомнением протянула мама. – Хороший врач. Может, и мне такое назначение выпишет?

– Мам, ты хотела внуков.

– Просто я поздно поняла, что ещё слишком молода для них, – кокетливо взмахнула она накрашенными ресничками.

Смеясь, они дошли до машины, Ева уселась с сумкой на заднее сиденье и чмокнула отца в подставленную колючую щёку.

– Куда, мэм? – шутливо спросил он у супруги, когда она пристегнулась. Леонардо Ди Каприо из него получился своеобразный.

– К Еве домой, не хочет она с тобой в шашки играть. Только заедем ещё в магазин. Её неделю дома не было, нужно купить что-нибудь, чтобы ребенок не голодал.

Мотор уютно заурчал, машина стронулась и с шорохом покатилась к выезду. Ева счастливо откинулась на спинку сиденья и обернулась. У заснеженного газона больницы стоял лоснящийся чёрный седан. Водитель лениво курил, положив локоть на открытое окно. Бросив сигарету в снег, он поднял стекло, и машина медленно, крадучись, поехала следом за ними.

Ева тревожно опустила взгляд в колени, сердце застучало, тошнота подскочила к горлу. Кажется, у неё начинается паранойя. Нужно обратиться к кому-то, пока это окончательно не свело с ума. Осторожно обернувшись через некоторое время, она снова увидела этот дорогой блестящий седан в потоке.