Вздохнув поглубже и отогнав навязчивые мысли, Ева откинулась на подушки и сменила тему:

– Как на работе?

Наденька закатила глаза.

– Одно слово: детские новогодние мероприятия!

Ева хмыкнула:

– Это целых три слова!

Подруга поморщилась:

– Позавчера была встреча с детской писательницей, ну ты ещё афишу готовила. «В гостях у сказок». Вчера перебирали книжный фонд на списание. Сегодня опять дети. Я уж отпросилась, к тебе сбежала. Скорее бы уже праздники. Тебя, говоришь, во вторник ждать?

– Угу.

Они ещё немного пообсуждали работу, Наденька пожаловалась на заботливого и послушного мужа, который недавно принёс в дом большую радость – мешок сахара по акции и по цене двух мешков. Посмеялись, поделили напополам апельсин, и Наденька ушла.

А Ева осталась. С телефоном, полным жутких новостей, и со своими мыслями.

Говорить больше ни с кем не хотелось. Сунув маленькие наушники в уши, она включила радио и бездумно уставилась в окно. Серое небо прекрасно дополняло настроение, а мягкая музыка успокаивала. Ева прикрыла глаза. И снова из темноты воспоминаний на неё взглянули холодные зелёные глаза.

Чёрт!

Уже третий раз она соврала, что не помнит, как выглядит неизвестный убийца. Почему? Себе она говорила, что просто хочет выжить. Человек с оружием, убивающий средь бела дня (ладно, вечера) кого-то на остановке… Неужели что-то помешает ему узнать, в какую больницу отвезли болтливую свидетельницу? Если сюда просочились даже настырные репортеры.

Только вот, эта причина что-то царапала внутри. Как будто это тоже была ложь. А правда была безумна. Безумна!

В тот миг, когда он направлял на неё, то есть, на того парня за ней, дуло пистолета, в его глазах была ледяная уверенность в том, что он делает всё правильно. Ни ярости, ни злости, просто уверенность. И он спас её. Парень, держащий за горло, дважды угрожал её жизни – когда душил и прикрывался, а потом ещё и бросил под колеса случайных машин. И если бы не этот хладнокровный убийца, поехала бы она в морг вместе с душителем, а не в тёплую терапию.

Музыка, которую Ева уже не слышала, оборвалась резким проигрышем новостной заставки. Она быстро сдёрнула наушники вниз и выключила радио. Такое чувство, что новости окружили её жизнь.

***

Утром Ева собрала вещи, вежливо отказалась от завтрака и подошла на медсестринский пост попрощаться, чтобы её не потеряли. Молоденькая медсестричка отвлеклась от заполнения журнала и улыбнулась.

– Ева Владимировна, верно?

– Да, шестая палата.

Она угукнула и записала это на стикере.

– А вас ваш молодой человек забирает?

– У меня нет молодого человека, – улыбнулась Ева девушке. Та округлила глаза.

– Ну как же. Тёмненький такой, симпатичный, заходил на днях, спрашивал, когда у вас выписка назначена.

Почему-то на словах «тёмненький» и «симпатичный» вспоминался только тот убийца. Ева похолодела и непослушными губами повторила:

– У меня нет молодого человека.

Медсестричка поколебалась:

– Странно. Я, наверное, перепутала что-то. Или репортер опять…

– Может быть, – вымученно ответила Ева, борясь с желанием обернуться. – Что вы ему сказали?

Девушка виновато повела плечом:

– Что после завтрака вас разрешили отпустить домой. Вот, подпишите тут, – она смущенно подала ей бумагу и показала ручкой поле для подписи.

Ева чиркнула нетвердую подпись и, подхватив с пола сумку с вещами, попрощалась и пошла к лифтам. Значит, он уже здесь. Здесь! Хотелось поскорее сбежать. Она сжала в ладони телефон и всё-таки обернулась на коридор. Репортер не стал бы узнавать дату выписки, раз уже прошёл к палате. Нет, он прямо туда вломился бы и наделал бы фоток на смартфон для первой полосы. По коже снова прошел мороз, оседая липким потом на спине. Лифт медленно, с шорохом, раскрыл створки, и она заскочила в пропахшую лекарствами кабину.