Что? Меня?! Русские?! Да они с отцом совсем тронулись! Ils sont devenus fous![6] Сейчас он еще скажет, что мне пришла пора отправляться в Россию. И тогда я точно ему нагрублю!

– Ваша милость, но я не совсем понимаю, какое отношение я имею к России.

– Ты – никакого, мой мальчик. Пока – никакого. Зато я – имею.

Какое, разрази меня гром?! Кто же он такой, что может обсуждать с русскими мою… Мою что? Службу? Работу? Карьеру? И главное, в каком качестве?..

– Я знаю, ваша милость…

– Нет, мой мальчик, не знаешь. Все, что тебе известно, – это мои приключения молодости. Сейчас все иначе. Детали тебе неважны, поверь, но мои знакомства дают тебе возможность заняться той самой службой, для которой тебя подготовили природа и Господь.

– Простите, ваша милость, но в департаменте полиции…

– …служат одни придурки, хотел сказать ты? Я полностью с тобой согласен, мой мальчик! Так было и будет, прости. Именно поэтому ты никогда не вернешься в полицию.

А ведь он прав. Если меня ждут в русском посольстве, речь никак не может идти о возвращении в полицию. Вот была бы умора, возьмись русские дипломаты хлопотать об отмене решения дисциплинарной комиссии!..

– Чему ты улыбаешься, Анри?

– Простите, ваша милость, я на секунду представил себе, как русские будут пытаться вернуть меня в полицию…

– Хорошая шутка, мой мальчик! Хотя я бы не исключал и такого поворота событий.

Стоп! Он точно сошел с ума. «Такого поворота событий» – а куда они вообще собираются поворачивать?

– Ваша милость, простите меня, но я совершенно не понимаю смысла вашего предложения. И потому при всем моем уважении я готов…

– Не спеши отказываться, Анри. Я же вижу, ты насторожился и сердишься на старика. Не стоит! Просто возьми билет на поезд, мой мальчик, и через пять дней приходи к русскому посольству. Тебя будут ждать у бокового входа, со стороны рю дю Бак. Представишься Жаком Моро из Сульса. Если спросят, кто дал тебе рекомендацию, сошлешься на меня. Но только в том случае, если вопрос задаст человек, который назовет твое настоящее имя. Все понятно?

– Да, ваша милость!

– Иди, мой мальчик. Это лучшее, что я могу сделать для тебя и твоего отца. Поверь, как бы ты ни был сейчас удивлен, со временем ты оценишь мои хлопоты.

– Спасибо, ваша милость!

– Иди-иди, Анри. Жером, часы уже прозвонили девять, а я до сих пор не принял свою микстуру! Жером, где ты там, лентяй?!

Мрачновато тут как-то. И потряхивает меня не на шутку. Вроде не простужался, а трясет, как в детстве. Никогда так не волновался! Даже когда мы с Леонтиной венчались – не волновался. И когда на первое задержание в полиции ходил – тоже. А тут трясусь, как первогодок перед атакой…

Только что от русского посольства отъехал какой-то высокий чин. Во всех смыслах высокий! За три часа, что сижу тут в бистро, посматривая на назначенное место, я видел десятка полтора русских – и всех их не назовешь малорослыми. Но этот просто великан! Головы на две выше меня. И мундир на нем какой-то удивительный: пышный – и строгий одновременно. Наши мундиры не такие, наши прямо-таки кричат о том, какая важная птица носит на плечах эполеты. А эти вызывают уважение и без крика.

Ладно, хватить рассиживаться! Уже середина дня, и если они меня ждут, то могли и устать. Значит, настроение у них на нуле. А зачем мне это надо – разговаривать со злыми русскими? Я бы и с добрыми не разговаривал, будь моя воля.

Тогда почему я здесь? Почему, вернувшись домой, я поблагодарил папа́ за заботу, собрал вещи и утром ушел на вокзал? Почему третий день прихожу сюда и рассматриваю сквозь стекло этот роскошный отель, который переделали под посольство далекой холодной страны? И почему я сейчас поднимусь, выйду на рю де Гренель, поверну налево, перейду на другую сторону и постучу в неприметную боковую дверь?