– Вот оказывается что они вчера по «видику» на кухне все скопом смотрели. И где только аппаратуру нашли?.. Представляешь, телевизор со встроенным в него кассетным приёмником, ни разу такого не видел, денег стоит, думаю, немалых.

– Так это же двойка молодожёнов.

– Какая ещё двойка?

– Ну, телевизор и видеомагнитофон в одном корпусе, – поясняет жена. – Про него она тоже хвасталась. Им его западные родители на рождение внучки прислали. Там у них на границе теперь грандиозная барахолка, на ней за наше вторсырьё всё, что угодно, обменять можно. Говорят, что все помойки Союза теперь туда на продажу челноки везут.

– Поня-ятно теперь, – задумчиво тянет муж, – почему Жиганов, механик с дивизиона Базовых – помнишь? – меня сегодня спрашивал, есть ли у нас в городу открытые свалки металлолома.

– А его-то ты, где видел?

– Да не видел, слышал, – вздыхает, – он мне днём в контору звонил, говорит, телефон случайно у Рыбалова узнал.

– Да неужто прямо из Минной гавани?

– Ну, а откуда ж ещё?

– Так они там? – радуется упоминанию о прошлой жизни Малышка. – А ты говорил, что корабли все передислоцировали.

– Да корабли-то ещё до начала зимы ушли, а штаб, оказывается пока нет.

– Понятно, – улыбается своим мыслям. – А что ещё рассказывал про наших?

– Да ничего такого не говорил, сказал только, что дел по-прежнему невпроворот, много бумажной возни и, что зарплату снова платят с задержками, что семьи с ними и… приходится дополнительно заниматься коммерцией…

– Какой такой… коммерцией?

– Не знаю какой, – вздыхает Феликс, – точно не понял, но, судя по его вопросам о свалках, той самой барахолкой на границах страны, где всё и вся ныне покупают и продают. Видно там, в нашей оставленной гавани, они уже всё, что бесхозно валялось, вплоть до винтов списанного крейсера, брошенных когда-то на молах и числящихся за моей «Антилопой», списали и продали, вот и присматриваются теперь к соседним регионам.

– Да ведь это, наверно, и неплохо даже?.. Чище станет вокруг.

– Не знаю, не знаю, может и неплохо, – жмёт плечами, – свалок и помоек поубавится, и денег народ подзаработает, в любом случае лучше, чем всей общагой стриптиз смотреть, да потом и чьё-то распутство одобрять.

– Хотя-я-я, – помолчав, добавляет, – как подумаю, что офицеры флота российского, как последние бездомные псы на базаре продают вчерашнему и, уверен, завтрашним врагу, пусть даже самое никчемное барахло, аж дрожь пробирает. Вот где настоящая беда, и беда куда, как большая, чем распутье наскучившей друг дружке пары вчерашних комсомольцев-молодожёнов.

– Ты так… думаешь?

– Уверен! – горестно сверкают его глаза от безысходности, в которую вдруг незаметно попала вся наша «великая и необъятная». – Эти – просто похотливые сучки, а те – волки, псы без рода и племени!..

– Что ж, как не крути, – успокоительно гладит его жена по голове, – нас снова ждёт впереди «вечный бой».

– «…Покой нам только снится…»! – подхватывает уверено муж.

В окне заводского общежития на улице Федюнинского в ближайшем пригороде большого города по-прежнему одиноко горит тусклый желтый свет от редких вольфрамовых ламп.

Поздний вечер или, видимо, уже точно… начало ночи.

Зима. Мягкий пушистый снег за окном.

Начало девяностых…

…Начало девяностых.

Зима. Мягкий пушистый снег за окном.

Поздний вечер, точнее… уже начало ночи.

В окне заводского общежития на улице Федюнинского в ближайшем пригороде большого города по-прежнему одиноко горит тусклый желтый свет от редких вольфрамовых ламп.

– Да, с тобой точно… не соскучишься, – шепчет мужу на ухо утомлённая долгим нескончаемым днём девушка, едва разменявшая второй десяток, только-только уложив своего годовалого сынишку и трехлетнюю дочурку спать в разборные кресла, плотно прижатые к их с мужем полутора спальной тахте.