Анна Попова На семи ветрах читать онлайн страница 3
Пробирает до дрожи смех, уходящий в вой,
переполненный смертью, людской поживой,
дважды, трижды, стократ живой!
Он сказал, что устал служить человечьей правде,
что пора взрослеть, на людишек глядеть трезвей,
и теперь он не оборотень, а каратель.
И мессия, и суперзверь.
В соцсетях друзья, безбашенны и клыкасты,
как один провыли про новый закон
представителей новой всесильной касты.
Вот таких, как он.
Объявился – с ухмылкой лисьей и шеей бычьей –
Главный Волк, новоявленный царь и бог.
Да, пока в вас видят парней обычных.
До поры – пока не вопьётесь в бок.
Я боюсь, я кричу – ну кому ты себя-то продал?!
И куда мне идти, если я навсегда с тобой?
Посмотри мне в глаза – я детёныш людского рода –
и неправда, что выращена на убой!
Пусть умрёт в ночи беспамятный твой советчик!
Вымой когти, язык и сердце, и станешь чист!
Зверь, зверюга мой, славный мой, человечий,
ну опомнись, пожалуйста, излечись!
А кругом бурлит заразительное безумье,
страстно шепчет: отдайся и приумножь…
Он впервые швырнул меня и оскалил зубы.
Я впервые – я не хотела – взялась за нож…

Андрей

Половины

Забыл. Не помню я уже,
как злые тучи надвигались,
как на злосчастном вираже
мы в хлам с тобою разругались.
Как обменялись мы в сердцах
накопленной годами желчью,
подпортив красоту лица
обид безжалостной картечью.
Но помню, твой кривился рот,
внося сумбур в точёный профиль.
И в муках корчился Эрот:
он не готов был к катастрофе…
Там, где с тобой соединясь,
когда-то став единой плотью, –
остался шрам. А наша связь –
теперь лишь жалкие лохмотья…
Забыл, но шрам болит ещё,
и студит душу пустошь комнат.
А брак, что небом освящён,
жестоко надвое расколот.
Никто не уцелел в борьбе,
дымятся брачные руины.
И каждый вновь сам по себе.
И мы, как встарь, – две половины…

Анна

Любовь. Октава

Была боязнь, вколоченная с детства,
живучая, как дикие кусты:
нельзя поддаться, дрогнуть, заглядеться!
Любовь – когда тебя, когда не ты.
Раскидываешь солнечные нити –
и ловится мальчишечья плотва.
Ты сувенирчик, маленький магнитик,
чья сила притяженья такова –
что розы, слёзы, клятвочки навеки,
реестры жертв плодятся на лету!
Как будто это – некие проверки
на женственность, на дар и красоту…
* * *

Пришло не униженье – обретенье. Случайный май и листвяной ковёр. Тепло, щекотка в солнечном сплетенье, как будто кто-то кисточкой провёл. И, женское тщеславье преступая, – не до него! – ты пробуешь пути.


Восполненность. Счастливая, слепая. Ты плоть и дух. Ты звук, ориентир. Ты цельность. Может, это и пугает: начало дней с нуля и налегке… До– первой ноты и ступеньки гаммы. Ре-альность мая в сонном городке.


Раскинулся калейдоскоп дорожный, бодрящий ветер поутру подул. Ми-раж, на ощупь хрупкий и надёжный… Фа-нтастика, где ритмы совпадут, ручей соль-ётся с полноводной речкой, а ветер размешает облака… Тебе немножко натирают плечи разболтанные ля-мки рюкзака. Летит качель в си-реневое буйство, на тополе чернеется гнездо.

Воссоздавайся. Впитывай. Любуйся.

И новый круг – и радостное до-…

Анна

Влюблённые (призраки)

Расцвеченные в куртки и джинсовки,
мы два пятна. Два невесомых, ярких,
наполненных собой…
самих себя,
порой очнувшись, где-то обретаем…
То с мокрой тряпкой, холодящей руку,
перед распахнутым окном в июнь –
как лимонад, распробовавший лето…
А то бегущим кросс вперегонки
с лихой дворняжкой – утренней прохладцей.
На скучной паре – синим стерженьком,
порхающим беспечно по бумаге.
Посередине книги, где сюжет
явился на странице сто-какой-то,
а мозг в недоумении: о чём
вчера читал на сотне предыдущих?..
Мы каждый раз влипаем в этот миг,
в его янтарь, и патоку, и солнце…
Нас нет…
И мутной лужищи зрачок
нас исказит своей весёлой рябью.