Средь овощей и ягодок, сорной поляны средь,
в ласточкином чириканье, в позднем тепле утра
будет гамак поскрипывать, виться дымок костра.
Жажда любовной повести – мания, не каприз!
Будешь и ты готовиться – к нашему часу Х.
Как о тебе я грезила суетной, злой зимой.
Счастье моё, поэзия! Дивный, манящий мой,
нежный, брутальный, редкостный, нет, все слова пошлы!..
Мы обязательно встретимся. Слышишь меня, шашлык…

2. До седьмого пота

А кто сказал, что творчество – одно лишь восторженное парение в невесомости? Это ещё и труд, и нарабатываемый жизненный опыт, и опыт познания… И умение засесть и творить, невзирая на всякие-разные мешающие обстоятельства и даже на банальную лень, а значит – становиться сильнее…

Анна

Друзья

Я заложница вечных гонок.
Я сдаю на отлично кросс.
В двадцать муж, в двадцать пять ребёнок,
несомненный карьерный рост.
А ребята… живая повесть
и мятущиеся огни.
Где я вижу вокзал и поезд,
видят символ пути – они.
Им подарена лёгкость ямба,
мне предписан унылый счёт.
Так среди урожайных яблонь
несъедобный возрос дичок,
в пенье флейт ворвалась трещотка,
снег нагрянул в разгар весны,
неуместно торчит хрущёвка
в стае домиков расписных.
Я каркас нежилого дома,
я надёжный упор плиты.
А они – золотая дрёма,
сувенирчики и цветы…
Приползают в беде нередко,
осуждают, но дорожат.
«Ты спасательный круг, жилетка!».
Я устрою, найду деньжат,
чётко выведу с перепутий
и не хлопну в сердцах дверьми.
«Ты волшебница!»
Но по сути –
попаданка в волшебный мир.

Я умом понимаю, вроде, про гитару и про бистро, как принцессы и принцы бродят в мире офисов и метро. И растерянно озирают – дом, работу, вчерашний долг… Дети, изгнанные из рая. Птицы певчие – в стиле фолк… И несчастны они стократно, и бегут они в сон и брань. Их затягивает обратно – за хрустальный барьер, за грань.


И брожу я среди драконов, по пещерам и ковылям, по воздушным мостам влюблённых, по эльфийским лесам-полям. Там костёр за туманом брызжет, сеет в озеро донный блеск, шустро вертит макушкой рыжей, пряди плещутся до небес. Шпили замка рассвет пронзают, а по стенам текут вьюнки. Правда, ландыши ускользают от жестокой моей руки… Сине море вскипает, пенясь, треплет ветер его вихры.

И поёт опалённый феникс…

И глаза у меня мокры…

Анна

Пазлы

Стыкуешь пазлы и опять, и снова, залатывая бреши полотна. Не ведая картины и основы – о чём она и какова она.


Упорен ли, отчаян ли, рассеян… тщеславься ли, безумствуй ли, скандаль – ты будешь видеть «пазлинки» соседей. Не цельный мир, но малую деталь.

То кисточкой порхаешь легковесно, сгоняя пыль с мозаичного «я». А то в сердцах швыряешь не на место раскрашенный кусочек бытия. И кажется, он жалок и потрёпан, не обрамлён спасительной канвой: частичка луга, бездны, небоскрёба, и просто тень – неведомо кого. А хочется – мазками, мощно, сильно! всю ширь объять, размах её и рост, и скорбный голос вещей птицы Сирин, и утешенье птицы Алконост…


Сквозь отторженье горькой правды-матки, раздрай извне и горечь изнутри, покой и лень, метанья и припадки, где жадно – «дай» и жертвенно – «бери»… Ты будешь петь (пусть даже и не ново) для слова – не для красного словца… о двуединстве малого, земного, твоей судьбы – и замысла творца.


Текучая материя живая, непостижимо вечный метроном. Ты пишешь, потихоньку прозревая единство пазла с общим полотном. И хрупок он, и по краям источен, и не встаёт с иными наравне…

Но как иначе? Если ты – источник,

латающий прорехи в полотне…

Анна

Они говорят мне

Рокот дальнего говора
отражает река.
Стяги славные, гордые.
Медных труб перекат,
да под лунной жемчужиной вороньё ли, орлы.
Да над степью разбуженной свист калёной стрелы…