– Конечно. Я себе еще напечатаю. – Он улыбнулся моему встревоженному взгляду. – Я шучу. А хороших фотографий у тебя нет, потому что тебя всегда предупреждали, что будут фотографировать. И ты сразу же пряталась в свою раковину.

Я пожала плечами.

– А у тебя есть хоть одна твоя фотография? Настоящая? – вернула я ему его подковырку. Он абсолютно серьезно ответил:

– Да, несколько. Те фотографии, что делала ты.

Я смутилась.

– Ты когда-нибудь занималась фотографией или рисованием?

– Нет. – Я покачала головой. На душе стало тошно. – Я занималась музыкой, пока не… – теперь я уже сама махнула рукой на свое ухо. Он кивнул.

– Возвращаясь к нашей деловой встрече… – он резко сменил тему, возвращая нас к цели этой поездки.

– Возвращаясь к нашей встрече. Хорошо. Давай попробуем работать вместе. Посмотрим, что из этого выйдет. – я пожала плечами. Я все еще была полна сомнениями. – Руку жать не буду. – Буркнула я себе под нос. Он засмеялся.

– Что ж, тогда остальные детали можно обговорить позже. Предлагаю запастись провизией и двинуться в обратный путь. – Он встал из-за стола.

Я последовала за ним.

В коридоре я автоматически затормозила возле той самой, своей фотографии.


– Что у тебя с этой фотографией? У тебя с ней какие-то особые отношения? – Дмитрий посмотрел на меня, на секунду оторвав глаза от дороги. Я помолчала. Даже это не осталось для него незамеченным.

– Встречный вопрос: насколько старая эта фотография? Как ты там оказался?

– Я был в гостях в том лесничестве. Пару лет назад. Мне заказывали фотографии в той местности. Вот и набрел на скалу. Она потрясающая, правда? Все мечтаю туда вернуться. Вот покончу однажды со студийной работой… или отпуск возьму – и сразу туда. Там природа потрясающая, первобытная. Зверей много редких. Хочу альбом выпустить заповедника.

Я залюбовалась его лицом: оно будто осветилось изнутри, в глазах азарт и огонь появился. Видно, что говорит увлеченно и искренне.

– И все-таки о тебе… Ты была там?

Я медлила с ответом. А потом меня будто прорвало.

– Да. И не раз. У меня бабушка там жила. Я в детстве часто у нее бывала, особенно летом. Когда мне было 13, я была там последний раз. Как раз на этой скале. Я очень любила эту скалу. Потрясающее место. Тогда я забралась туда, как делала часто, и просидела очень долго. Я всегда забывала про время там. Начал дождь накрапывать. Я уже собиралась уходить, поскользнулась… и сорвалась вниз. Меня нашли несколько часов спустя. Вертолетом доставили в областную больницу. Сотрясение. Несколько переломов. Сутки без сознания. Говорили, чудом жива осталась. Все срослось. Но был сдвиг позвонков. Защемило нерв. И тяжелая травма головы. Я начала терять слух. Денег на слуховой аппарат не было. И не скоро появились. А когда появились – я уже полностью оглохла на одно ухо… Теперь я слышу только левым ухом и только со слуховым аппаратом.

Я очень долго не решалась оторвать взгляд от бокового окна и посмотреть на Дмитрия. Стало очень неудобно и стыдно за свою непрошенную откровенность. Когда я все же смогла взглянуть на него – он был полностью сосредоточен на дороге. Только плотно сжатые челюсти и нахмуренные брови говорили о том, что он меня слышал.

– У меня все было намного проще и прозаичнее. Отец умер еще до моего рождения. Мать меня воспитывала одна. Ну как воспитывала… Все ее воспитание сводилось к побоям. Сначала била одна. Потом появился отчим. Он стал ей помогать. Я не мог им дать отпор и в 11 дет ушел из дома. Долго жил во дворах, на вокзале. С наступлением зимы выживать стало сложнее. Сначала попрошайничал, потом пошел воровать. Первый раз все прошло гладко. До сих пор стыдно. А на второй раз попался. Хозяин тогда еще фотоателье в милицию сдавать меня не стал, накормил. Потом взял помощником. Устроил в одну школу со своей дочерью. Через пару лет заметил мой интерес к фотографии и сделал учеником. Речью никто не занимался особо, учителя и врачи говорили поздно. Мой приемный отец любил повторять, что не моя речь делает меня человеком, а мои мысли и моя душа. К сожалению, я только годам к 20 или даже позже понял, что он прав. – Дмитрий все еще не смотрел на меня.