Вновь налетевшим летом Аня сделала шенгенскую визу, чтобы отправиться к Друвису в Ригу. Но тот приехал к ней первым, предложив побывать на музыкальном фестивале в Турку. Вид он имел торжественный и таинственный. Аннушка спешно собрала нарядные платья, турне обещало быть незабываемым. Она воображала, что скоро станет Анной Абелкалене…

Путь в бывшую финскую столицу лежал через городок Порвоо.

Аня и Друвис бродили, обнявшись, по старинным извилистым переулкам городка и наткнулись на деревянный резной особняк с английской надписью «Улиточный ресторан». Внутри виднелись темные витые лестницы и старинный черный комод. Толстые деревянные половицы выкрашены в желтый цвет. На стенах золотились обои в мелкий цветочек. «Латышский папа» не сорил деньгами, но иногда любил погулять красиво.

– Я никогда не ел улиток, а ты? – подмигнул он.

Путники уселись на террасе за круглый стол, покрытый белой скатертью. Рядом вздымались раскрашенные скульптуры куропаток.

– Я смотрю, финны любят простой провинциальный быт, – заметила Аня. – Он похож на русский, но фантастично стерилен.

– Финны создают иллюзию, будто жизнь не проходит мимо, – задумчиво добавил пришелец. – Мол, вкусно поешь, и знай: ты прожил день не зря!

Из кухни доносились чарующие запахи. В ожидании блюд Друвис предложил выпить. Официант налил красное вино в высокие бокалы тонкого хрусталя. Анна разволновалась и замерла в предвкушении патетичного предложения выйти замуж. Но оно не звучало. Непьющий Друвис быстро захмелел и произнес неожиданный тост:

– За тебя, озерная фея. Чтобы со мной и без меня ты выглядела на все «сто», и всегда была весела.

Анчутка насторожилась. Ей казалось, что понятие «на все сто» включает в себя крайнюю худобу. Комплекция Ани её не предполагала. В день знакомства с «латышским папой» Анчутка весила почти сто килограммов, что для роста метр восемьдесят было не очень много, как ей казалось тогда. Анино высокое, упругое тело с точеным станом и бархатистой кожей восхищало даже ее саму. Позднее, пытаясь достичь журнального идеала, Аннушка после трапез вызывала у себя рвоту или неделями сидела на фруктах. Она становилась бледной и еле двигалась, не хватало сил пройти одну остановку или подняться по лестнице. Результат, однако, был все равно не тот, широкие бедра делались костлявыми, но оставались широкими. Лето первой настоящей любви Анчутки стало пиком расцвета ее красоты, и оставило в сердце Друвиса нестираемый след. Говоря «на все сто», он воскрешал в памяти день Ивана Купала и образ обнаженной озерной нимфы, считая его совершенством. Стройная, но аппетитно округлая, она с первого взгляда свела его с ума. Не зная об этом, Аня задумалась теперь: «Друвис влюбился в меня естественную. Так зачем он сравнивает меня с кем-то? Может быть, я у него не одна?» Еще больнее кольнули Аннушку слова «без меня»: «К чему было ехать в Финляндию, идти в дорогой ресторан, и говорить гадости? Я думала, ты желаешь навеки скрепить наш союз!» Вино на голодный желудок вызвало поток странных домыслов. А Друвиса толкнуло к неожиданным откровениям:

– Я хотел подольше побыть вместе, прокатиться с тобой в другую страну, – проникновенно вымолвил он.

– Ты мне изменяешь, да? – спросила она напрямую.

Послышался пьяный смех.

– Эх, Аня, Аня. Всю жизнь я мотаюсь по разным городам и весям, потому что в Латвии нет работы. И у меня всегда было много женщин. В каждой стране, в каждом городе, потому что все вы изменщицы, явные или скрытые! Ты хочешь верности, вот балда! Но я никогда не мог тебе обещать её. Кстати, пару раз я соврал, и вместо Бохума летал в Якутск. Но всё это – ерунда. Я очень сильно и очень долго любил тебя, фея. Ради тебя я нарушил табу на постоянные отношения. С тобой одной я был в жизни счастлив. Только хватит уже безумства! Я не желаю взваливать на твои плечи бремя болезни, которая скоро подкосит меня. Не желаю каждый день проверять, честна ли ты со мной. Не желаю слушать твою желторотую ложь про вечную любовь и лебединую верность, когда тебя покинут иллюзии. Через неделю я снова лечу в Якутск, и не жди меня больше! Я не вернусь.