Алеся рывком села в кровати, сказала испуганно:
– Ма, чё случилось?
Но женщина продолжала молчать.
– Ма, я его не брошу, – предупредила Алеся.
Мать не отвечала.
– Зачем ты приехала? – спросила Алеся.
– Я не приехала, – негромко сообщила мать. – Я прилетела.
– Все равно! Я его не брошу, имей в виду!
– Ну хорошо, хорошо. Я же еще ничего не сказала… – мягко произнесла женщина и подошла наконец к Алесе. – Доченька…
Они обнялись.
– Мама, только не надо! – снова сказала Алеся. – Я знаю, зачем ты прилетела. Но я не могу… Я не могу его бросить…
Женщина погладила дочку по голове, сказала вкрадчиво, как больной:
– Милая, думаешь, я не понимаю?..
Но Алеся резко оттолкнула мать.
– Нет, мама! Всё! Я не хочу слушать! Вы меня достали! Все!
– Я же еще ничего не сказала…
– Уже сказала! Уже! Я люблю его, понимаешь?!
– Конечно, понимаю, – снова мягко сказала женщина. – Но он же… А тебе нужны дети, тебе двадцать лет…
– Хватит! Я это слышу каждый день! Уезжай!
Женщина обиженно поджала губы:
– Ты чё? Я из Донецка летела…
– Ты не можешь тут быть! Ты будешь смотреть на него! А он же все понимает! Он сделает что-нибудь с собой! Пожалуйста, уезжай! Прошу тебя!
– Что? Прямо сейчас? – изумилась женщина.
– Да! Сейчас! Сейчас, пока его нет! Где твои вещи?
– Ну знаешь! Ты все-таки думай, что говоришь! Я двое суток в дороге…
– А ты у меня спросила? – выкрикнула Алеся. – Ты же приехала увезти меня! Вот тебе! Это ты отца бросила, и он спился…
– Он еще раньше пил, – сказала женщина.
– А твоя мама дедушку бросила, и он в забое метаном надышался! Я порву эту генетику! Я не брошу Андрея!!! Не брошу!!!
Этот крик вырвался из открытых окон, и дети, игравшие во дворе, услышав его, перестали играть, застыли на месте.
И только когда Алесина мать вышла из подъезда со своими сумками и, глядя в землю, пошла к автобусной остановке, дети, проводив ее осуждающими взглядами, вновь запрыгали по «классам».
А в квартире Алеся, упав на колени, негромко выла:
– Господи! Что мне делать?! Я не хочу другого! Я мужа хочу!
В горном кишлаке, во дворе, затененном подвесным виноградом, юный гончар в яркой тюбетейке босой ногой вращал гончарный круг, вытягивая на нем высокое горло глиняного кувшина. Рядом разгуливали куры, гулькал индюк и маленький ослик помахивал хвостом, отгоняя назойливых мух.
А в тени крепкого инжирного дерева слепая ясновидящая старуха водила рукой по лицам Андрея и Алеси.
– Я вижу важное известие… Потом деньги… А потом… Ой! Трое детей!
Андрей отшатнулся.
– Дура, что ты несешь?
– Почему дура?! – обиделась старуха. – Я хорошо вижу. У вас будут два мальчика и девочка…
– Да пошла ты!
Резко развернув свое кресло, он покатил со двора к поджидавшему их такси. Алеся побежала за ним.
– Эй, а деньги?! – крикнула старуха.
Алеся догнала Андрея.
– Андрей, так нельзя, мы должны заплатить…
– За что? – выкрикнул он на ходу. – За то, что ты родишь не знаю от кого?!
А юный гончар, внук ясновидящей, подошел к своей бабке, зашептал ей что-то на ухо.
Но та изумленно воскликнула:
– Да она от него родит! Клянусь! Я же вижу!
Нестерпимое солнце огненным шаром висело над Гюльфарой.
«Форд» учительницы Фирузы выехал на тот перекресток, где побирался Андрей, и притормозил. Фируза огляделась по сторонам.
Мимо нее катили машины, гудели, останавливались у светофора и ехали дальше. Но Андрея нигде не было видно.
Фируза подошла к мальчишке, торгующему горячими лепешками, упрятанными в детскую коляску, спросила, где Андрей, но пацан лишь развел руками.
Тем не менее еще через час «форд» остановился у дома, где жили Андрей и Алеся. Фируза вышла из машины, поговорила с женщиной, выбивавшей ковер, и зашла в подъезд. Но, как и матери Алеси, никто не ответил на ее стук. И она толкнула дверь: