- Не дразни, - с легким упреком произнес Глеб. Только смотрел на нее… любуясь? Разве ею можно любоваться?

- Не дразню, - она все равно не убрала руку. И когда он перехватил ее. Поднес к губам. Коснулся. Горячее дыхание щекотало кожу.

- Наверное, мне лучше уйти, - шепнул он.

- Или остаться?

- Если ты хочешь.

Нет.

И да.

Наверное. Проклятье, почему вдруг простые вещи стали такими сложными?

- Хочу.

- Не пожалеешь? – Глеб смотрел снизу вверх, и от взгляда его кружилась голова.

Анна пожала плечами. Откуда ей знать, что будет завтра? В конце концов, не факт, что завтра вообще случится. Так к чему тратить время?

…тьма улеглась.

Она была жадной. Она желала обнять.

Растворить.

Поглотить без остатка.

И эту белую кожу, на которой так легко оставались следы. Тьма требовала стереть их. И пропустить через пальцы тонкую прядь, удивляясь тому, до чего она бела. Тьма смотрела в светлые глаза и тянула силу, сама отдавая взамен, что было невозможно, ибо тьма не способна отдавать.

Или…

…в какой-то момент она просто отступила, позволив Глебу стать собой. Вот только он растерялся, потому что не помнил уже, когда и где был один.

- Все хорошо? – Анна вытянулась на постели, тонкая, длинная, словно сплетенная из шелковых лент.

- Все хорошо.

Она лежала на боку, нисколько не стесняясь своей наготы. И было в этом что-то до невозможности правильное.

- Тогда хорошо, если хорошо…

Ей шла улыбка.

И пряди, прилипшие к щеке. И пара шрамов, украсивших спину.

- Откуда?

Глеб дотянулся до ближайшего. Тот начинался под лопаткой и тянулся едва ли до поясницы.

- Проклятье, - она легла на спину, скрывая этот шрам. – Еще в самый первый раз, когда проклятье попытались вытащить, получилось… целитель сказал, что это индивидуальная реакция организма. Сначала были язвочки, потом…

Она прикусила губу.

А у Глеба появилось стойкое желание отыскать самоуверенного мальчишку, который взялся работать с живой плотью, не додумавшись изолировать ее от прямого воздействия. И ведь тьмой оперировал напрямую, если такая реакция.

- Заживало долго, шрамы остались… и открывались, когда… правда, не в последние годы. В последние стало легче. С какой-то стороны.

- А сейчас?

- Сейчас хорошо, - Анна села. – Даже… как-то слишком уж хорошо.

И Глеб согласился.

Ее правда.

Слишком уж…

- Знаешь, - Анна дотянулась до его волос. – Это странно, но… я снова чувствую себя живой.

…и не только она.

Домой Глеб вернулся на рассвете. Он остановился, прищурился, глядя как медленно вываливается налитой алым солнечный шар, как замирает ненадолго, словно опасаясь оторваться от земли, и ползет, ползет по блеклому небосводу. И тот наполняется цветами.

Красиво.

- Доброе утро, - этот голос заставил отвлечься от мыслей, слишком бестолковых для мужчины его лет и положения. – Вижу, вы тоже любите ранние прогулки.

- Доброе утро.

Олег приподнял шляпу и поклонился.

- Красиво, - сказал он, указав тростью на солнце. – И каждый раз по-своему… ныне солнце красное. Наша кухарка полагает, что это верный дурной знак и выставляет на порог ведро с водой, желая отвести беду. Я едва не споткнулся об это ведро. И главное, разговаривать с этой женщиной бесполезно. Кивает, соглашается, а потом делает по-своему.

Солнце поднималось.

Небо наливалось алым, в котором и вправду чудилось что-то донельзя тревожное.

- А вы дурного не видите? – поинтересовался Глеб для поддержания беседы.

- Я вижу лишь интереснейшее атмосферное явление, - Олег опустил руки на трость. – Не желаете ли пройтись? Признаться, мне редко случается встретить кого-то утром. Люди предпочитают спать. Люди вообще в массе своей довольно ленивые и бестолковые создания. И музыку слушать не способны.