Финансовое положение мое могло считаться вполне устойчивым. Я держал свои деньги в том же частном банковском доме «Велден, Векстер и Фредерикс». Банковская система в России не очень развита. В основном русские банки дают кредиты под залог собственности, чаще всего земельной, а вклады давали мало прибыли. На протяжении трех с половиной лет я свои сбережения не трогал, даже проценты не снимал. В русской валюте было у меня около пятидесяти тысяч рублей, сумма весьма значительная. Могло ее хватить и на деревню с крестьянами, только я еще не имел к подобной покупке желания. Надо также отметить, что моего офицерского жалованья едва хватало. Лошади, мундир, а гусарский стоил особенно дорого, и оружие покупались за собственный счет. И я бы не стал обвинять себя в излишнем мотовстве. Просто жизнь гусарского офицера требует огромного количества денежных затрат. При годовом жалованье в двести рублей, почти все и даже больше уходят на обмундирование, экипировку и содержание лошадей. Кавалерийскому офицеру полагалось иметь двух лошадей и обеих приходилось обихаживать за собственный счет. Причем устанавливалась примерная цена коня, ниже которой нельзя было опускаться. Гусарская офицерская лошадь должна стоить не менее шестидесяти рублей. Дорогим был и мундир, особенно офицерский. Но и солдатский стоил недешево. Так что рядовой гусар выплачивал деньги за свой мундир из своего жалованья. В общем, служба обходилась мне не дешево, а жалованье росло медленнее, чем расходы. Но я не роптал, потому что занимался тем делом, которое мне нравилось больше всего. Тратился я и на хорошее вино, сказывалась привычка, и на табак. Бывало, что на свои деньги приходилось покупать продовольствие для своего эскадрона, казенных-то не всегда хватало. А еще ведь существовали и другие расходы. Полковые пирушки, карточная игра, куртизанки. Хоть я и не имел особых пристрастий к подобному времени препровождению, вкладывать деньги все равно приходилось, дабы не отставать от других. В полку все как на ладони, и как гласит русская поговорка: «С волками жить – по-волчьи выть». Да и не стану скрывать, мне мое существование было по нраву.

К тому времени, как наш полк отправился на подавление бунта, я числился командиром третьего эскадрона, и считал для себя необходимым заслужить производство в штаб-офицерский чин. Проще говоря, своей военной карьерой я был весьма и весьма озабочен. Однако не скажу, что был рад сражаться с бунтовщиками.

Находясь в России, я не мог не видеть положение крестьянского населения, вынужденное добывать себе хлеб тяжелым трудом в короткий период русского лета. Мало того, почти половина из них были крепостными и подвергались тяжкому гнету. Но и те, кто трудился на государственной земле, жили ничуть не лучше, терпя притеснения и насилия от власти имущих. Я всегда полагал, что коррупция присуща любому государству изначально, и учил когда-то в коллеже фразу нашего короля Людовика ХI, изрекшего, что законы – есть государи над государями. Насколько я постигал своим скудным разумом, государыня императрица пыталась создать хорошие, мудрые законы, однако на низшие классы они чудесным образом не распространялись.

Однажды мне с полуэскадроном пришлось принять участие в подавлении бунта крестьян против своего помещика в Польше. Переполненные гневом и отчаянием, люди ворвались в дом помещика и убили самого его вместе с семьей и слугами, из числа наиболее им ненавистных. Бунт был жестоко подавлен местной властью, и я порадовался тогда, что моим гусарам не пришлось мараться в крови этих несчастных. Тоже было и в самой России. Поэтому я особенно не удивился, что где-то на северо-востоке этой огромной страны появился претендент на императорский трон под именем Петра Федоровича, умершего или, как шептали, убитого мужа императрицы Екатерины. И его появление всколыхнуло страну. Удивляло больше другое. Емельян Пугачев, простой человек, смог увлечь за собой яицких казаков и стал захватывать крепость за крепостью. Посланные против него воинские отряды были разбиты или переходили на сторону Пугачева. Я понимал почему солдаты, выходцы из крестьян, легко сдавались в плен. Тому виной было их тяжелое положение, и еще худшее состояние их семей. Пугачев же обещал волю и землю. Укрепившись и собрав войско до тридцати тысяч человек, он осадил Оренбург, административную столицу края. Бесчинства и насилия, учиняемые приверженцами Пугачева, были нисколько не меньшими, чем ранее действия законных властей, а потому я не питал к ним сочувствия, жаль лишь, что расплачиваться за бунт придется простому народу, иного исхода не видел.