– Не знаю, товарищ старший лейтенант, – скромно пожимал плечами Анатолий, не понимая, о каких убитых немцах тот спрашивает. Дружинин в этот момент перекинул через голову свой карабин и взял в руки немецкий маузер, которым несколько мгновений назад крушил врага. Он обратил внимание на две небольшие царапины на прикладе и с недоумением стал их рассматривать.

– Что, не поймешь, отчего бывают такие повреждения на прикладе? – спросил, улыбаясь, комбат.

– Я вот смотрю, они свежие… – заметил Анатолий, разглядывая трофейное оружие.

– Это царапины от немецких касок. Когда фашисту бьешь по зубам прикладом, то приклад, соскакивая, бьется о край его каски. Отсюда на нем и появляются такие отметины, – объяснял Тулепов причину повреждения. Но Анатолий ничего не помнил. Все было как в кошмарном сне. Наверное, мозг специально в таких случаях стирает из памяти страшные картины, чтобы уберечь человека от жутких воспоминаний.

– Странно!.. Я ничего не помню, – удивился Анатолий, пытаясь напрячь память.

– А это и к лучшему! Не помнишь – и дай бог. Лучше будешь спать, поверь мне, – убедил его комбат. – Давай мне Калугу, – требуя связь с командиром полка, Тулепов протянул руку. Анатолий установил на край окопа телефон. Связавшись со штабом, он подал командиру трубку телефонного аппарата. Немцы усилили минометный и артиллерийский обстрел; после нескольких предложений комбат нервно стал повторять: – Алло! Алло!..

Дружинин засуетился – что-то не так…

– Связь давай мне, боец! Связь! – крикнул командир, возвращая трубку.

Анатолий, не задумываясь, положил ее на аппарат и, схватив провод, пополз исправлять повреждение. На перепаханном снарядами поле то там, то здесь лежали мертвые тела наших и немецких солдат. После нескольких упавших впереди снарядов Дружинин, не выпуская из рук провода, продолжал ползти по-пластунски, стараясь быстрее обнаружить обрыв. Пули, посвистывая, как голоса певчих птиц, ложились то справа, то слева, впиваясь в землю.

– Быстрее, быстрее, – торопил себя Анатолий. До своих позиций, откуда началась атака, было еще далеко. Вражеские снаряды стали взрываться реже, и он короткими перебежками вдоль провода двигался дальше по направлению к прежней линии обороны. Телефонный кабель скользил по ладони, оставляя на ней небольшие кусочки раскисшей грязи. Мешала бежать сумка с противогазом, которая при беге со спины смещалась вперед. По правой ноге хлопала саперная лопатка, вызывая желание сбросить с себя весь лишний груз. Недалеко от своих траншей Анатолий обнаружил обрыв. Оглядевшись вокруг, через несколько метров он нашел другой конец провода. Ликвидировав повреждение и убедившись в том, что линия исправна, Анатолий отправился обратно.

Холодало. Багровое солнце опускалось к закату. Промокший, грязный, в копоти Дружинин приближался к окопам, недавно отбитым у врага; теперь их ровняли с землей немецкие минометы и артиллерия. Наши танки, вышедшие с пехотой в атаку, маневрируя в складках местности и за сельскими строениями, вели ответный огонь по немецким позициям. Над траншеями грохот стоял неимоверный. С треском слева разорвался 75-миллиметровый снаряд, лицо обдало жаром, сверху на шинель посыпалась земля. Удушливый запах немецкого тола моментально заполнил траншею. Звонкая россыпь мин, укладываясь в шахматном порядке, противно резала слух. Одна из них шлепнулась совсем рядом, обрызгав его грязью, сбив дыхание тротиловой вонью. Немецкие крупнокалиберные пулеметы долбили короткими очередями, и веер пуль, летевший с вражеской стороны, распахивал землю перед траншеей, пролетал над головой, впивался в бруствер. С трудом пробираясь под шквальным огнем, Анатолий наконец добрался до своего поста. Но увиденное совсем не обрадовало взор. Присыпанный землей телефон, как и прежде, стоял на краю окопа. Попавшая в траншею немецкая мина разворотила его и своим осколком смертельно ранила в голову напарника. Илья с искаженным лицом корчился в судорожных муках.