В очередной раз очнувшись от неприятной, липкой дремоты, она встала и прошлась из угла в угол по камере. Взгляд скользил по стенам, выкрашенным в безликий серый цвет, по маленькому окошку под потолком, забранному решеткой, по узкой прорези в двери, закрытой заслонкой. Все в этом помещении буквально кричало о том, что это – тюрьма, и это ощущение наваливалось, давило, лишало воли.

Подойдя к умывальнику, Алена глубоко вздохнула и плеснула в лицо воды. Не стоит заранее убивать себя страхом, сказала она себе. Сосредоточимся на том, что сейчас она в относительной безопасности, одна, и самое страшное, что грозит ей в ближайшие полсуток – это убийственная скука. Надо успокоиться, взять себя в руки и попытаться использовать это время с пользой, хотя бы для того, чтобы обдумать и разложить по полочкам в голове все, что случилось за последнюю неделю, все, что она уже знала или о чем догадывалась.

Аккуратно расправив тонкое оделяло, Алена забралась с ногами на нары, обняла руками колени и погрузилась в размышления, пытаясь отыскать ниточку, хоть малейшую подсказку, кто мог ее подставить.

Теперь ей было абсолютно ясно, что анонимное письмо, полученное несколько дней назад, несчастный случай с мальчиком и статьи, направленные против взрыва – звенья одной цепи. Свиридов не поверил ей, как и Андрейченко, но она-то знала точно, что ни в чем не виновата. Кто-то искусно использовал ее, и этот кто-то очевидно собирался сорвать взрыв иди дискредитировать фирму Свиридова, а через него и весь бизнес Волкова оказывался под ударом. И этот кто-то контролировал детей. Заставлял их делать опасные вещи, использовал их в своих интересах. Это тревожило девушку посильнее, чем атака на Волкова или даже Свиридова. Бизнесмен – человек влиятельный и не беззащитный, он справится. Свиридов, со своим опытом, знанием и ответственностью найдет другого инвестора. А вот дети… Дети беззащитны, кто защитит их? Алена понимала, что должна что-то сделать, как-то остановить это. Но не из камеры, конечно. Ей нужно вернуть себе свободу.

Внезапно за дверью послышался гулкий звук шагов. Они неотвратимо приближались, и Алена против воли ощутила, что вновь покрывается липким потом от ужаса. Не в состоянии ждать неизвестного визитера сидя, она поднялась с нар, прижалась к стене камеры в противоположном от двери углу и застыла в напряженной неподвижности. В голове молниеносно проносились варианты, что могло произойти и кому она понадобилась сейчас, когда за окном царила тьма. Вечер, ночь, ранее утро… явно все это не то время, когда приходят за заключенными в КПЗ, правда?

Что-то случилось? Андрейченко решил ее выслушать? Свиридов нашел способ вытащить ее из-за решетки? Почему-то, несмотря на их последнюю ссору, Алена была уверена: узнав об аресте, Николай поймет, что она не могла совершить все это. Он еще мог поверить, что она написала статью в газету, журналисты – они такие, ради красного словца не пожалеют и отца. Но подставить и почти убить ребёнка? Нет. Не может быть, чтобы он повелся на эти нелепые обвинения в ее адрес.

Заскрипел ключ в замке. Алена невольно сжалась, робкая надежда на лучшее боролась в ней с ощущением опасности.

Дверь распахнулась. За ней оказался молодой охранник, на этот раз незнакомый. В руке он держал тарелку с кашей.

– Ужин! – громко сказал он, и Алена почувствовала, как у нее от облегчения подкосились ноги. Она подошла, взяла тарелку и ложку из рук патрульного и поставила на нары. У нее совершенно не было аппетита.

– Ты почему не ешь? – с неожиданной злостью спросил охранник.