Капитан прищурился.

Комендант быстро сказал:

– Пожалуйста, завтра же объявите, что пир в честь Начала Майла отменён.

Кабинет Капитана

Летоисчисление Майла вело свой отсчёт с 321 года Четвёртой Эпохи, когда королевский указ предписал считать земли от Буроструя на западе до Тусклого Нагорья на востоке, а фактически до Студянки, если мерять в пригодных к заселению пределах, новой провинцией Северного Княжества – землёй Большого и Малого Народов.

Стране пошло сильно на пользу то, что здесь, в отличие от старых мест, где бротты обитали испокон веков, можно было свободно находиться Верзилам, а правила устанавливались по мере необходимости. И ныне уже и быльём поросло многое из того, что приключилось позднее с Северным Княжеством, и само его название теперь помнили лишь полуслепые хронисты да исполнители баллад. А бротты всё жили, как и прежде, там, куда их раскидало волнами очередного великого переселения.

Жили в полной дружбе с Верзилами, умудряясь оставаться, как бы необычно это ни звучало, не только кормильцами, но и единственными защитниками для многих из них.

Власть Капитанов формально шла от Лазурной Булавы, носитель которой обитал в далёком Алагосте, или Ставке. Большой лорд, как звали его на Севере14, присылал новому главе бранков сразу после его избрания жезл с жёлтыми камнями. Точно такой же был, например, у властителей Серой доли или Северного Покрая, других крупных провинций по соседству. На деле Капитаны, сидя в своей Башне посреди богатой и тихой страны, зависели от указаний из Ставки не больше, чем от решений Наместника Короля в древности.

Однако и память о временах, когда Короли правили всем ведомым Западом, и взаимовыгодные торговые связи с Фородом, как теперь называлась большая страна к северу от Майла, оставались важнейшими опорами повседневной жизни. Не последнюю роль в этом играл праздник в честь основания страны, который сами бранки называли без затей: Начало Майла.

– Ты предлагаешь… – начал Амарант, но, оглядев всех за столом, и последним Ривальбена, исправился: – Значит, вы предлагаете отменить событие, которое на памяти живущих, пожалуй, не отменялось ни разу, если не было войны. Только пир? Или уж тогда и все церемонии в придачу?

Его тон намекал на необходимость объяснений, но комендант Башни предпочёл зайти с другой стороны.

– Формально говоря, традиция прерывалась. – Хэл пошуршал бумагами. – Вот, пожалуйста. В конце шестого-начале седьмого веков. И в середине восьмого, причём на целых тридцать лет. А ещё в год, когда вернулась Октябрьская пятёрка, это ты и сам прекрасно помнишь. Ни праздника, ни пиров. И ничего!

Амарант невесело усмехнулся: уж историю-то он знал. Осторожно положив трубку на подставку, Капитан встал из-за стола и подошёл, заложив руки за спину, к окну. Вид внизу не уступал по великолепию тому, что открывался из галерей. Темнели казармы бранков, а за ними город и страна, разделённые зубцами стен, в надвигающихся сумерках мирно приближались ко сну, уже помигивая первыми огоньками.

– Бодо, – неожиданно окликнул Амарант. – Подойди-ка!

Стараясь не замечать взглядов старших сотников, бранк подбежал к Капитану. Тот отвёл в сторону гобелен возле окна, за которым обнаружилась небольшая дверь.

– Пойдём, потолкуем, – приказал Капитан, отворяя дверь, как показалось Вольному Стрелку, прямиком в тёмное небо.

Ему потребовалось мгновение, чтобы понять: дверца вела на тот самый Насест, знаменитый капитанский балкончик, который они с Ланго сегодня разглядывали снизу.

Старшие сотники потеряли дар речи, и даже десятник Следопытов, кажется, слегка удивился. Из тени откуда-то в углу материализовался Стрелок в форме гвардейца, о присутствии которого Бодо и не подозревал, и с тихим протестом сказал: