– Я бы искал того, кто в них ходил, севернее Форхамма. Так мы зовём самый западный пик отрога, у вас он называется Снежное Гнездо, – сказал Ривальбен. – Что же до смысла… Убедить в том, что все эти вещи, – он показал на стол, – орочьи, можно только простофиль, ни разу не видевших орка живьём. Впрочем, среди населения Башни таких, я думаю, немало. А уж на кухнях особенно.

Бодо, внимательно слушавший Следопыта, тоже покраснел и перевёл взгляд на главного повара – ведь и он как будто поверил, что сапоги орочьи. Но Адальгрим казался внешне невозмутимым, только дышал тяжелее, чем обычно.

– Перейдём к другим вещам, – предложил Капитан, но его прервали стуком в дверь.

Караульный, не дожидаясь, пока кто-то выйдет и спросит, в чём дело, впустил к совещающимся немолодого повара.

– Милорд, у нас… труп в котловой, – запинаясь, сказал повар, сам бледный как мертвец.

Адальгрим и Бодо вскочили.

– Кто? – воскликнул Бодо.

– Как?! – рявкнул главный повар.

– Сордо, который приглядывал за посудой, – едва не плача, отозвался старший повар. – Утонул в котле для отмачивания!

Старшие сотники зашептались, а Бодо с трудом удержался на ногах.

– Я займусь этим лично, – остановил Капитан коменданта, собравшегося было выходить. – Вы трое, – указал он на Бодо, главного повара и Ланго Падуба, – бегом на кухню. Я отдам несколько распоряжений и буду следом.

Как они вчетвером с поваром, принёсшим страшную весть, добрались до подвалов, Бодо не запомнил. Всю дорогу его терзали мучительные подозрения.

«Сордо ведь что-то хотел сказать мне, и только мне, когда мы втроём спустились туда с этими проклятыми сапогами! Но увидел Адальгрима и замолчал. А я и не ответил ему, – терзался он, глядя на каменное лицо главного повара. – Сордо мог увидеть или услышать что-то, связанное с этими странными событиями! И поэтому стал лишним. И его…»

Он мысленно примерил роль убийцы, который крадётся по котловой, где все снуют туда-сюда и заняты утренними делами, к дородной фигуре Адальгрима. Роль, мягко говоря, не подошла: слишком заметен был главный повар в своём подземном царстве, чтобы проскользнуть куда-то и никому не попасться на глаза. Но что, если он действует не один?

«Тип в фартуке, испачканном мукой!» – подумал Бодо, вспомнив вопросы Капитана и то, что этот тип исчез, но мысль додумать не успел.

Прямо перед ними на чьём-то плаще лежал покойник, воспринимать которого неживым разум наотрез отказывался. Сордо выглядел спящим, прикорнувшим на минутку в уголке. В ноздри Бодо ударил запах, совершенно посторонний для котловой.

Зал с котлами

Котёл, где замачивали на ночь миски и другую посуду из олова, был скорее невысоким и чрезвычайно длинным корытом, разделённым деревянными рейками на десятки ячеек. Один его край прилегал к дверям в поварскую, другой – терялся там, куда на подъёмнике опускалась посуда из трапезной. Ячейки были разного размера и глубины, и во всём этом была своя система: куда, когда и что. Но утонуть здесь мог разве что младенец.

Заполнял ячейки, сколько себя помнил Бодо, в течение дня какой-нибудь юнец, свозя посуду на дребезжащей тачке и сортируя по размерам и виду. Он же разгружал котёл, передавая всё посудомойкам, рано поутру, когда грязь и жир отмокли. Давным-давно пару месяцев этим самым юнцом даже был он сам. Последние полгода эту работу выполнял Сордо, и справлялся неплохо: у него были отличная память и меткий глаз.

«Были», – содрогнувшись, подумал Бодо.

– Мы его вытащили оттуда, потому что… – начал один из двоих лекарей, возившихся над телом.

Вообще-то продолжение должно было звучать как «он мешает мыть посуду», что было очевидно для любого, кто имел глаза: в котёл в этот самый момент с грохотом и плеском сгружали уйму мисок.