N.E.X.U.S. Alban Ra

Тяжелое дыхание. Редкие удары сердца сопровождаются тихим механическим гулом.

Смазанный бред, прорывающийся из беспамятства. Сознание тяжело плещется в густом вневременном сне. Спутанные мысли то и дело отчаянно шевелятся в колодце зажатого в тисках разума, как тонущие в древесном соке насекомые. Сон без конца. Сон без начала. Он ползет и наседает на мозг, подобного сакральному демону, бесу из поверий, не позволяя проснутся окончательно. Он внутри, он снаружи, он сдавливает грудь и сжимает легкие. Каждый удар сердца – через силу, словно его охватила чужая враждебная рука, пытающаяся задушить сердцебиение, сминающая защитный металлический панцирь.

Темная тюремная зала неожиданно пришла в движение. Словно неповоротливый зверь, пробуждающийся от спячки, металлические конструкции, оживая, принялись скрежетать, цепляясь друг за друга. Древние механизмы зашевелились. Шестерни натужно проворачивались, то гулко, то глухо повторяя речитатив мертвого металла. Из распахнутых вентиляционных глоток с шумом пошел ток воздуха, избавляя залу и от вечной тишины, и от затхлости.

Веки темной фигуры распахнулись и затрепетали. Легкие, заполненные тугой стазисной жидкостью, отозвались спазмом. Боль свинцовым катком прокатилась по всему телу, добираясь даже до кончиков пальцев. Сердце с трудом сопротивлялось агонии пробуждения, с усилием перекачивая вязкую гемолимфу.

Щелчки затворов на внешних замках, как выстрелы. Двери отворялись медленно. Каждый звук запорного механизма усиливал нетерпение фигуры. Сегменты мозговой ткани готовились к выстраиванию причинно-следственных цепочек, однако боль тягостного пробуждения мучила все еще скованный разум. Полупарализованная, но не лишенная воли и возможности мыслить, она с нетерпением ждала окончательного пробуждения, очередного возвращения в мир живых.

Ну, наконец…

Огромные металлические лепестки Капсулы резко распахнулись. Амниотическая жидкость за мгновения превратилась в серый пар. Гул вентиляции усилился – она быстро отреагировала на смену температуры и изменившийся состав воздуха. Густой дым вырвался изо рта и ноздрей темной фигуры, окутав ее целиком, и постепенно рассеялся.

Фигура оставалась какое-то время недвижной. Пока что она никуда не торопилась. Тяжелое, судорожное дыхание приходило в норму. Гибкие сегменты доспеха двигались ему в такт, словно тело было живым.

Сверкающие в полумраке глаза что-то искали в комнате. Что именно? Пробудившаяся не смогла бы ответить на этот вопрос. Выстроенная в ее мозгу цепь событий оказалась разорванной. Мысли ее не слушались, и от этого она испытывала досаду. Шагнув вон из капсулы, заключенная оказалась в центре сумрачного помещения.

Вокруг было пусто. Никаких следов жизни. Взгляд зацепился за панель рядом с капсулой. Заключенная прислонилась к ней. Темный монитор безжизненно висел над небольшим покрытым пылью глиф-монолитом. Она вгляделась в активизирующие руны. Пыль на них была стерта, но внутренний голос подсказывал, что они оставались нетронуты с того самого момента, как она оказалась запечатана. Не было никаких веских оснований верить этим мыслям и ощущениям, но и совсем отказываться от них не хотелось.

Заключенная лишь удивленно приподняла бровь, отвернувшись от глиф-монолита. Не нужно быть гением, чтобы догадаться о том, что произошло. Кто-то пробудил ее дистанционно. Ей очень захотелось отыскать того, кто мог это сделать, и узнать, для чего. Размышления прервало покалывание ниже шеи.

Потянувшись, она обнаружила зияющую дыру в металлическом доспехе. Боль прокатилась по всей голове. Удивительно, однако она совершенно отчетливо почувствовала, как сильно страдает ее неживое лицо. Удар боли словно расколол его надвое, и тело вторило ему огромным, мучительно гулким колоколом. Одна лишь мысль оставалась более или менее ясной – она должна отыскать что-то. Что-то, что должно заполнить пустоту. В голове мельтешили образы, обрывки воспоминаний; они вырывались на поверхность и тут же гасли от очередного укола в шее. Многие из них были спутанны, глупы и безнадежны. Как, например, желание просто пройти сквозь полиметаллическую дверь напротив Капсулы. Даже не глядя в ту сторону, пробужденная представляла исход этой попытки. Ни силой, ни хитростью дверь эту не взять.

Но вдруг? Вдруг та волшебным образом отворится? Она не могла просто ждать. Все внутри нее кричало, что, сидя на одном месте, в крошечной каморке, она себе ничем не поможет. Нужно идти на поиски того, что сможет заполнить рану ниже шеи. Рану, пустоту, боль.

Странно, но только сейчас она обнаружила пробелы в своей памяти. Мысли о нереальном роились в растревоженном мозгу и, словно голодная саранча, пожирали любую продуктивную идею. Но, с каждым ударом сердца, безумный мысленный водоворот становился медленнее и мельче. Идеи и образы начали структурироваться.

Фильтрация. Компоновка. Новые Логические протоколы, упорядочивающие поток ассоциаций, укрощающие пост-стазисное сумасшествие.

Где? Когда? Кто?

Внешне бесстрастная, скрестив руки на груди, слегка наклонив голову, она осматривала комнату. Обстановка казалась знакомой, но соображать было сложно, будто кто-то в ее голове отказывал ей в упорядоченном мышлении, не позволял пользоваться воспоминаниями, запрещал думать о том, что ей принадлежало. Запертые мысли. Запертые знания. Ее разрывало надвое: разум пытался добраться до запечатанных истин, а внутреннее Я, словно исполняющее волю чужого, враждебного интеллекта, противилось своей хозяйке.

Что-то она ощущала и даже понимала интуитивно. Но многое утекало, как вода в полимембрану. Всякая попытка добраться до глубин разума вызывала боль. Имя! Даже имя свое ей не удавалось вспомнить.

Гул нагнетаемого воздуха вдруг стих, и исчезновение этого, уже привычного эмбиента, привлекло ее внимание. Вентиляция. Вентиляционные шахты – не слишком свободное пространство, но они достаточно широки для того, кто является человеком лишь отчасти.

В мозгу ее сам собой появился четко выверенный план действий, путь, ведущий к ответам на вопросы. Сознание все еще двоилось и продолжало выплескивать потоки мыслей, но среди них уже доминировала та, что рождала действие.

Еще мгновение назад неподвижное, тело неуловимо перетекло к тому месту камеры, над которым под потолком крепилась массивная решетка воздуховода.

Прыжок вверх. Крепко ухватившись за толстую трубку, проходившую под потолком, она принялась наносить сокрушительные удары по решетке ногой, обутой в берцы с тяжелым каблуком. Поднялся страшный грохот.

На решетке появлялись лишь небольшие вмятины, которые начинали тут же выправляться, демонстрируя чудесные свойства полиметалла. Конструкция из этого необычайного материала казалась непреодолимой, но она не устояла перед силой и упорством постчеловека. Каблук пробил достаточно широкое отверстие, а затем высадил торчащие по периметру обломки.

Словно огромная пантера, грациозно изогнувшись, одним легким движением она скользнула в зев воздуховода, и двинулась по нему, быстро перебирая конечностями. Сейчас она походила скорее на паука, нежели человека. Руки и ноги неестественно изогнулись и зашевелились в быстром ритмичном танце. Вперед! Быстро и уверенно. Быстро и неумолимо, и, при этом, вкрадчиво и плавно. Так могла двигаться сама Смерть, приближаясь к своей жертве.

Звук ее шагов изменил тональность. Пленница оказалась перед вентиляционной решеткой над другим помещением. Несколько сильных ударов, и эту преграду постигла судьба первой.

Снова – полутемная комната, освещаемая лишь парой тускло горящих ламп. Гроздья механических конечностей висят на магнитных разъемах. Вдоль стен аккуратно разложено разнообразное оружие, защищенное от непрошеных гостей – в полумраке видны переливы изолирующего поля. Прямо посреди комнаты – площадка с законсервированными мобилями. Покоятся в своих капсулах, пялятся в пустоту слепыми катафотами. Новенькие, будто только с конвейера, ждут, когда их пробудят от дремы, и, как в древности, в Дни Огня, отправят покорять миры во имя пробудившего их господина.

Все это богатство мало интересовало пленницу, быстро шагавшую меж рядами Арсенала. Наконец, она нашла то, что искала. Это была панель причудливой формы, напоминавшая бутон тропического цветка со сложенными лепестками. Казалось, цветок спит в ожидании рассвета, а, может быть, и жертвы, чтобы мгновенно раскрыться и схватить ее. Легкое прикосновение к бутону пробудило механу, и послышались скрип и позвякивание.

Металлический бутон вибрировал и подергивался, имитируя движения живого цветка, ускорившегося в тысячи раз. Звонко щелкнули блестящие лепестки, и бутон раскрылся. В центре его открылся радужно переливающийся монитор, а из-под лепестков выросли панели, наполнявшиеся активационными глифами. В этой машине живые части ощущали то, что способны были зафиксировать органы постчеловеческого тела, но не могли осознать того, чего касались. Так слепой от рождения не в состоянии представить себе доступное зрячим.

Над бутоном механарии возник механический короб, из дна которого пророс темно-металлический стебель и впился в машину, словно гигантская пиявка. Картина была жуткой, омерзительной. Но эта чудовищная помесь живого и неживого не вызывала отвращения у пробудившейся, как нечто давно знакомое и привычное.