Дж. Рокфеллер-ст. избежал соблазна дать Чикагскому университету свое имя, в отличие от предпринимателя Дж. Кларка, чье имя носит созданный в тот же период университет в Вустере (Массачусетс). Он также воздерживался от прямого вмешательства в дела управления, резонно полагая, что Попечительский совет и назначенный им президент (ректор) университета будут действовать как в общем духе его замысла, так и с учетом его конкретных пожеланий и интересов. Назначение первого президента университета полностью соответствовало этой модели: им стал 34-летний исследователь библейских текстов Уильям Рейни Харпер (1856–1906). Харпер сумел настолько завладеть вниманием владельца компании «Стандарт ойл», что тот готов был проводить в беседах с ним дни напролет. Но помимо красноречия и выдающихся знаний в области гебраистики Харпер обладал блестящим организационным талантом, уникальным даром убеждения и амбициями создать «великий университет для великого города». Обсуждая условия своего будущего президентства, Харпер писал Рокфеллеру: баптистская «деноминация и вся страна ожидают, что Чикагский университет изначально будет учреждением самого высокого ранга и характера»[31], ни в чем не уступающим Гарварду, Йелю, Принстону и другим наиболее престижным американским университетам. Чтобы реализовать столь амбициозный замысел, требовались дополнительные вложения в университетский эндаумент. Рокфеллер согласился добавить к своему первоначальному взносу еще один миллион долларов. И это было только начало.

Дж. Рокфеллер-ст. и У. Харпер в Чикагском университете (1901)

Упоминание Харпером в письме Рокфеллеру «всей страны» едва ли было случайным. Внешне все выглядело так, что Рокфеллер стремился упорядочить свою филантропическую активность и выделить в ней приоритеты, ориентируясь на интересы баптистских общин, тогда как Харпер и еще несколько уважаемых лидеров этой религиозной деноминации подталкивали предпринимателя к пожертвованиям в пользу дела поистине общенационального значения. Но не будем забывать высказывания У. Джеймса о рокфеллеровской десятиэтажной глубине. В самом деле, кто мог с уверенностью сказать, какая заветная мысль была сокрыта Рокфеллером-ст. на уровне «–10-го» этажа? Создатель одной из величайших в истории монополий, он вместе с другими «баронами-разбойниками» возглавлял национальный антирейтинг общественного мнения. Принятый в 1890 г. Акт Шермана, первый из американских антимонопольных законов, был едва ли не в первую очередь направлен против «Стандарт ойл», но фактически на протяжении последнего десятилетия XIX в. на бизнес Рокфеллера существенного влияния не оказал[32]. Тем не менее основание Рокфеллером Чикагского университета должно было хотя бы отчасти «перебить» неблагоприятную политическую и информационную повестку.

По всей видимости Рокфеллер и Харпер в своих многочасовых беседах обсуждали и долгосрочную перспективу, связанную с поднимающейся волной «исповедальной страсти». Рассматривалось ли создание университета как своеобразный волнорез или как попытка оседлать волну? Достоверно мы этого знать не можем, но очевидно, что исходная установка Чикагского университета на производство практического знания, востребованного в первую очередь собственным городом, а затем и всей страной, в конечном счете позволяла ориентировать интеллектуальные силы в определенном направлении. Формировалась экспертная среда, в которой предстояло обсуждать будущие реформы; накапливались и социальные практики, опыт научного планирования в сферах трудового законодательства, социального обеспечения, городского управления, здравоохранения, развития инфраструктуры, адаптации мигрантов и т. д. – все самые «горячие» темы социально-политического дискурса прогрессивизма. Рокфеллер, чей феноменальный успех стал своеобразным апогеем капитализма laissez faire, через реализацию образовательного мегапроекта в чикагском Гайд-Парке вносил немалый вклад в интеллектуальную подготовку новой модели капиталистических отношений, позднее получившей название государства всеобщего благосостояния (welfare state).