От удивления у него красиво выгибаются брови, взгляд полыхнул восхищенным обожанием, а голос звучит нежным баритоном. Таня отвела глаза, внезапно почувствовав неимоверное желание расплакаться, но усилием воли сдерживает слезы, чтобы Кирилл не подумал, что она прибегла к эмоциональному шантажу.

– А почему нет? И потом, это не вдруг. Это просто мысли вслух. Так иногда бывает. Мысли вслух наяву.

Она опустила глаза и замолчала. Ей трудно было говорить. Да и как сказать, что во сне даже чувствовала запах малыша, как ей хотелось прижать его к себе, что хочет иметь детей от него: мальчика с такими синими ласковыми глазами и девочку – с зелеными, как у него.

– Но раньше ты такие мысли вслух не озвучивала. – Кирилл улыбнулся нежной улыбкой.

– Что-то всегда бывает впервые. Вот и у меня они цветные. Правда, не в первые, а скорее постоянно.

– Цветные, что? – спросил Кирилл, поднося чашку ко рту, и тут же сам ответил на свой вопрос, новым вопросом, но теперь он был адресован себе самому:

– Сны, что ли или мысли?

– Ну, да, – подтвердила Таня, – то ли сны, то ли мысли вслух.

– Тебе снятся цветные сны, – задумчиво произнес Кирилл. Это не был вопрос. Он рассуждал вслух. Его уже давно беспокоили сны Тани и ее состояние по утрам после таких сновидений. Ему сны не снились или он их не запоминал.

– В последнее время «сны» у нас излюбленная тема, тебе так не кажется? – со вздохом произнес он. Таня вся сжалась и промолчала. Тема была не простая, учитывая к ней отношение Кирилла.

– А ты знаешь, что об этом думают ученые?

Пару секунд поколебавшись, она решает ответить.

– В каком-то смысле, да, знаю.

Кирилл некоторое время ел молча, затем холодно сказал:

– Так вот. Ученые утверждают…

– …а наши ученые…, – со смехом перебила его Таня и замотала головой.

Но Кирилл не только не ответил на ее смех, но даже не улыбнулся.

– И наши тоже, – сказал он, строго взглянув на нее, а после секундной паузы, снова заговорил: – Ученые, и наши тоже, утверждают, что частые и запоминающиеся цветные сны, это признак особой активности головного мозга.

Но хорошо это или не очень – никто из них еще не сказал. Думаю, что не следует рассказывать остальным.

Таню поразило его настолько серьезное отношение к ее снам. Веселое выражение на ее лице сменилось на скептическое, и Кирилл, заменив это, поднял указательный палец вверх, требуя от нее внимания, при этом добавив: – Типичной, для различных пограничных расстройств.

– Типичной, конечно, типичной…. Знаю, – Таня махнула рукой. Этим она обозначила, что считает такие заключения ученых глупой болтовней. – Я уже давно предполагала, что у меня шизофрения или что-то в этом роде. Ты должен хорошо подумать, с кем связался. Спорим, я могу назвать дату, когда он мне снова приснится?

– Не буду я с тобой спорить. Так-таки шизофрения?

– Угу!

Кирилл изобразил грустное лицо и закивал головой, как бы говоря, что согласен над этим подумать. Он был серьезным, а вот глаза смеялись. Этим приемом он владел мастерски, и, в первое время их знакомства, Таня покупалась на это, но не сейчас. Она восприняла это, как очередную его игру в поддавки и на ее лице появилось выражение полнейшего внимания. Она даже попыталась прогнать смешинку в глазах, но ей это не удалось.

– И еще, – продолжал умничать Кирилл, – чужие и наши ученые, считают, что сознание у таких людей подвергалось какому-то негативному изменению: стрессу, горю, перенапряжению. Тебе же не снятся кошмары? Правда?

Таня пожала плечами и продолжала молча жевать бутерброд. Смешинка в глазах пропала сама собой. После сказанного Кириллом, ей и правда стало не уютно, но она хотела думать, что это просто очередная утренняя шутка Кирилла. Нужно было срочно что-то придумать «этакое», чтобы загнать его в тупик.