– А сейчас?

– Нет, – солгала она.

– Врешь, – констатировал Кирилл, сверля ее взглядом. – У тебя измученное лицо.

– Очень?

– Что очень? – не понял Кирилл, нахмурив брови.

– Лицо. Очень измученное?

– Не очень, – примирительно ответил он, но тревога в глазах выдавала его.

– Все уже в норме, – подытожила Таня, и всем своим видом давая понять, что больше не хочет об этом говорить.

Она все еще не понимала, что хочет сказать ей Кирилл. Боль в голове мешала ей думать. Выпив таблетку, она ждала, когда мучавшая ее боль утихнет. С трудом подняв голову, Таня внимательно посмотрела на хмурого Кирилла. «Андре Моруа прав, – подумала она, всматриваясь в черты такого родного лица, – «мужчина нередко нравится женщине именно тогда, когда он наиболее сух и беспощадно логичен». Интересно, а женщины им, какие нравятся? Умные? Дерзкие? Веселые? Или такие, как у Моруа? – Таня попыталась вспомнить, а когда вспомнила, обрадовалась. – «Что наивная, почти глупенькая фраза, сказанная женщиной, иной раз внушает мужчине желание»… нет, не так…. Не просто желание. Он написал: «непреодолимое желание поцеловать эти детские уста». Покачав головой и превозмогая головную боль, Таня постаралась радостно улыбнуться. Она хорошо запомнила слова, какими писатель описал такой тип женщин: «наивная, почти глупенькая фраза», «детские уста». Женщина – девочка, одним словом «шаловливая дурочка».

Продолжая улыбаться, она стала гадать, какие женщины нравятся Кириллу, когда услышала его вопрос:

– Я смотрю тебе даже весело? С чего бы? – с иронией спросил Кирилл.

Пожав плечами, Таня промолчала. Удобный жест. Он всегда выручает, когда не знаешь, что сказать или не хочешь ничего сказать. А она не хотела, а может быть боялась своего ответа?

– У тебя лечебные сны, – с усмешкой заметил Кирилл. – В следующий раз спроси, как его зовут и чей он.

Улыбнувшись, Кирилл подумал, что очень привязан к ней. А может, привык? Стал стариться, стало лень бегать по клубам? Но он не чувствовал усталости и, тем более старости, и бегать еще мог бы, но нет желания. Нет желания или ему больше не нужно? А если не нужно, то почему?

– Ты, счастлива?

Вопрос возник вдруг и напугал его самого. Но слова уже были произнесены. Воздух в комнате вибрировал от любви и нежности, снисхождения и уже проходящей обиды.

– Что? Счастлива ли я? – переспросила она. – Странный вопрос.

– Вопрос, как вопрос, – пробурчал Кирилл.

– Почему вдруг он у тебя возник? – встревожилась Таня, внимательно посмотрев в глаза Кирилла.

– Не знаю. Но все же хотел бы услышать ответ, – стоял на своем он.

– Утром, за завтраком? – она нежно улыбнулась, – с тобой рядом скорее да, чем нет. Но все относительно, ты это знаешь лучше меня. И они все цветные.

– Что, цветные?

– Сны все цветные. Глаза у него такие синие и весь он такой прекрасный, как из сказки.

Наверное, счастье иметь такого красивого и ласкового сына, – задумчиво произнесла Таня, словно видела малыша, сидящим за столом.

Кирилл внимательно посмотрел на нее и озабоченно покачал головой.

– Я не об этом.

– Знаю. А я о том и об этом.

– Мало ли что приснится? С моей стороны будет нечестно согласиться, что сон в руку или на руку, как в таких случаях говорят. Ты этому придаешь большое значение. Именно в этом – я твердо уверен. Тебе не следует на этом зацикливаться. Это все сплошная чепуха.

– Или исполненная мечта. Подсознательное воплощение наших истинных желаний. Или ты считаешь, что этого со мной не может быть?

– Почему ты так решила.

– Это не я решила. Так решил Зигмунд Фрейд.

– У-у-у. Если сам Фрейд, то я пас. – Кирилл с ухмылкой поднял руки вверх. – Сдаюсь. – Затем задумался и тихо спросил. – Сына? Что это ты вдруг?