когда расцветают розы-пурпур.
Перед глазами, как на ладони
расстилается Сингапур.
Гавань. Суда с иностранной символикой.
Преобладает зелёный цвет.
Мальчик с удавом в руках,
и в скорее на шее.
Дрессирует при взорах туристов,
ловкость рептилии.
Или быстротечность ушедшего времени
от Востока. Око радует экзотичность.
Переходящая в личность туриста,
засмотревшегося на море.
Цветы, очень много цветов.
Жарко, душно, даже очень жарко.
Национальная кухня. Местная кухарка
говорит хозяину арабу Абу-Али:
«Сингапур вбирает в себя понятие
Юга, Азии, солнца, фантазии Сальвадора Дали.
1993г.
* * *
У меня за окнами стучат поезда.
Жалко только не слышно Невы.
А у самых запястий земли,
слышно ветер, и только дожди.
Растворяется небо над сном.
Всё когда-нибудь будет дождём.
Расквитается мир с пеленой.
Всё когда-нибудь будет землёй.
А у самых истоков любви.
Будут вечно стоять короли.
И поспорим с тобой, и с душой.
Будет всё, будет день над землёй.
1993г.
Художник
Заброшен старый дом, и тут.
Мольберты, и холсты живут.
И на холсте танцует кисть,
как танго на паркете.
Штрихом ложится, чья та жизнь,
в задуманном сюжете.
Задумал мастер звездопад.
И дождь, и ночь, и гром, и град.
И все палитры, так похожи на меня.
Заброшен старый дом, и тут.
Надежды, и мечты живут.
Танцует танго кисть с рукой,
в забытой старой мастерской.
1993г.
Весна
Особняки, домишки, дачки.
Весна в обличии собачки.
Часами смотрится в окно.
Ей в отраженьи хорошо.
Особнячки, домишки, дачки.
В обличье маленькой собачки.
Весна ликует и тепло.
1994г.
Вчера
Вчера продрогшая зима.
Укрылась саваном, как пледом.
Луна неоновым рассветом,
легко на цыпочках ушла.
Звенел будильник заряжённый.
Фруктовый чай, вишнёвый сок.
На кухне яблочный пирог.
Глотали жадные обжоры.
Я встал сегодня поутру,
за стенкой лаяли соседи.
Кричали маленькие дети,
хватая соски на лету.
Незабываемая нить,
напёрсток, острая иголка.
Лежала сваленная полка,
когда я вышел покурить.
А всё теперь наоборот.
Нева застенчиво уплыла.
А как на самом деле было,
сейчас никто не разберёт.
1994г.

И. Губерману

Штрихи к портрету назван был роман.
Хоть и еврей, а в сердце самый русский.
До неприличности, приличный Губерман.
Прошедший всё от «А», и до кутузки.
Завидовал, наверное, бы Нобель,
увидев ваш роскошный, русский шнобель.
Был поражён и критик, и читатель.
Про жизнь твою читая, и про матерь.
1994г.
Моё второе я
Моё второе я, шевелится во мне.
И копошит моё воображенье.
А после смерти будет уваженье.
И тёплая, и почва, и роса.
От снега, от ночного звездопада.
А после Бог, которому не надо.
Ни откровения, ни снега, ни тепла.
И будет принимать меня земля.
В свои большие распростёртые объятья.
И будут приходить к могиле братья,
чтобы со мной распить стакан вина.
1994г.
Светские новеллы
1.
Играет миссис «К» на фортепьяно,
прелюдию для баса, и сопрано.
На циферблате двадцать сорок шесть.
Со шторою играет кот сиамский.
Усевшись в кресле, старый мистер Джон.
Повторно мучает хозяйский телефон,
и курит трубку.
2.
Лорд Грей, недавно прибыл из Бразилии.
И полчаса трепался о рептилиях,
с восторгом, озираясь на камин.
3.
Два джентльмена, мистер Брик и Бряк,
играли в покер, выпив весь коньяк.
Часы пробили ровно десять раз.
Рассеялся туман немного в центре.
Красавицы сестрицы Олл, и Элл.
Всем отвечали только «wery well»,
в который раз.
4.
В качалке задремала миссис Роза,
страдающая грыжей, и склерозом.
Однако исключительно пила.
Свистел Борей в трубе, как полисмен.
Пижон Уилбер с жадною ухмылкой.
Хватал за зад мисс Олл довольно пылко,
и связи добивался до утра.
5.
Двенадцать тридцать. Что Париж, что Лондон.
Прошу учесть, что стало очень модным,
носить зимою в клетку макинтош.
Ах, беднота се не порок, а средство