– Не беспокойся, родной! – богатырь погладил коня по смоляной гриве. – Я друга никогда не предам, а смерть и так за мною ходит по пятам. – Илья Муромец легонько ткнул Бурушку в бока, направив его прямо по тропинке.
В плену
Олег вынырнул из глубин тревожного сна на зыбкую поверхность реальности, как сорвавшийся со дна поплавок. Утренний кошмар постепенно рассеивался. Олег часто дышал. Вытерев со лба холодную испарину, он огляделся. Всё та же неизменная комната, где, вроде бы, безопасно. Сквозь маленькие дырочки на старых шторах, как через дуршлаг, пробивались яркие лучи, осыпая жалкое убранство помещения. Ветхий стол у окна, табуретка с перемотанной изолентой ножкой, пошарпанный шкаф с покосившимися дверями и плешивый ковёр.
– Уф! – с облегчением выдохнул Олег. – Что-то уж совсем плохо спалось. Давно такого не было.
Он слез с кровати и босыми ногами прошёл по засаленному ворсу в смежную комнату. Там он сделал пару шагов и замер. Затылок его в миг онемел, а откуда-то из нутра начал поднимался обволакивающий разум ужас. Из коридора торчали две ступни. На одной висел дырявый тапок, а вторую покрывала корка из многолетних мозолей.
– М-м-ма-мама! – наконец опомнился Олег и кинулся к родительнице.
Грузная женщина в выцветшем халате лежала на дощатом полу. Её мутные глаза были широко открыты. Синие губы на белом лице окончательно давали понять, что она уже не жилец. Неуверенный в том, Олег опустился на колени и потрогал холодную руку матери. Пульса не было.
Весь дрожа, парень вскочил на ноги и, спотыкаясь, побежал в комнату к книжным полкам – единственному богатству, доставшемуся ему от отца. Трясущимися пальцами он перебирал истрёпанные корешки, пока не нашёл нужный том.
– Ага, вот! – он раскрыл медицинский справочник на главе «реанимация», пробежался глазами по тексту и обратно в коридор. Снова на колени.
– Раз, два, три… – шептал Олег себе под нос при каждом нажатии на грудную клетку матери. – Тридцать! – он наклонился и два раза вдохнул воздуха ей в лёгкие. Затем опять счёт.
После десяти минут бесполезных мытарств Олег понял, что это конец. Поникший, он уселся на пол, обхватив руками колени, и уставился на безжизненное тело.
– Ну, почему именно сейчас? – с укором он задал вопрос мертвецу. – Что мне с тобой теперь делать?
Олег судорожно рассматривал замысловатые узоры на бордовых обоях. Извилистые линии на них сплетались в подобие каплеобразных бутонов, которые врезались в глаза.
– Телефон! – зацепился он взглядом за красный дисковый аппарат на коричневой полке. – Скорая помощь!
Олег снял трубку и поднёс её к уху. Резкий звук пронзил барабанную перепонку, словно жало осы. От испуга парень одёрнул трубку. Недоверчиво посмотрел на динамик. Затем снова осторожно приложил уху. Протяжный гудок заливал сознание звенящей тревогой. Сердце колошматило, как обезумевшее.
– Положи трубку! – донёсся из прошлого истошный крик матери. – И никогда её больше не бери! Ты меня понял? Это опасно!
Он тогда всё понял, и больше никогда не подходил к телефону. Олег и сейчас смотрел на него с опаской. Трубка скользила во взмокших ладонях, точно намыленная. Обжигала, как горячая картошка. Болезненно стягивала нервы. Наконец он не выдержал. Бросил её обратно на рычаг. Закрыл руками лицо и беззвучно заплакал. Затем попятился и упёрся в зашторенную нишу, где на полках загремели пустые трёхлитровые банки. Звон стекла тут же сковырнул старую болячку.
Олегу восемь лет. Мать, молодая и свежая, суетилась на кухне, приготовляя всё к закатке огурцов.
– Серёженька! – крикнула она в комнату. – У меня уксус закончился. Сбегай, пожалуйста, в магазин, пока он не закрылся.