Незадолго до отъезда молодой человек, который показывал нам окрестности, указал на темную линию скал вдалеке. «Мы пока не уверены, – сказал он, – но там, возможно, лежат свидетельства существования ранних млекопитающих». Прищурившись, мы с мужем смотрели на пыльные скалы – возможные места обитания мелких ночных хищников, которые могли превратиться в класс теплокровных млекопитающих, к которым принадлежим и мы.

Основополагающие принципы распределения энергии могут временно создавать условия для таких профессиональных убийц, как T. rex[13], или отдавать предпочтение суперорганизмам вроде муравьев. Как бы то ни было, в это вовлечены силы, которые не предполагают движения вперед или неизбежной доброты. В эволюции жизни страдания как минимум столько же, сколько удовольствия, а напряжения столько же, сколько нежности. В дикой природе, где мозг должен быть чуточку больше, чем у одомашненных существ, танец охотника и добычи является неиссякаемым источником созидания. За увеличение интеллекта или закрепление поведения в диких условиях часто ответственны столкновения того или иного вида со смертью. Суровая правда в том, что большинство новорожденных животных умирает в течение первого года своей жизни. Эволюция достаточно практична, чтобы избавить маму-лосося от привязанности к сотням икринок, которые она может отложить во время нереста, ведь лишь два процента из них достигнут зрелости. Лучше не знать, что станет с остальными четырьмястами восьмьюдесятью пятью из пяти сотен, которые окажутся в желудках других животных и даже других лососей или на блинчиках, которые люди едят на вечеринках.

Но страдания и смерть, которые приносят хищники, могут поддерживать экосистему в целом с ее изобилием и разнообразием видов. Хищники существуют на всех уровнях природной системы, такие огромные и энергичные, что практически невозможно выделить какое-то одно животное или предсказать его влияние. Хищничество может изменить все – от динамики болезней в популяциях животных до связывания углерода. Классический случай общего преимущества некоторых хищников – заселение волками парка Йеллоустоун в 1995 году. Присутствие волков запустило череду изменений, которые до сих пор дают о себе знать. Последние волки в этой области были убиты охотниками в 1930-х. Пока их не было, увеличилась численность лосей. Когда волки вернулись, лоси стали больше двигаться, ивы – отращивать то, что активно объедалось, восстанавливая источник пищи для бобров, которые распространились и изменили динамику реки, невольно предоставив среду обитания рыбам и певчим птицам. Совершаемые волками убийства также стали давать дополнительный источник пищи многочисленным падальщикам – от воронов до медведей гризли. С точки зрения биоразнообразия волки необходимы и являются добром. Но от этого хищничество не становится более приятным событием в жизни других животных. Исследования Лианы Занетт и Майкла Клинчи показали, что уязвимость перед хищниками запускает в организмах жертв нейронные цепи страха, которые все еще заметны недели спустя. Подобного рода стресс может быть оправдан с точки зрения благополучия животного в целом.

Мы появились, исходя из этой логики, подобно всем остальным живым существам на Земле. В большинстве важнейших видов деятельности наше поведение не сильно отличается от поведения других животных. Мы часто убиваем и едим других животных ради получения энергии. Мы избавляемся от отходов жизнедеятельности нашего организма в виде кала и мочи. Мы чувствуем исходящие от тела другого человека химические вещества и реагируем на них. Мы общаемся, ищем пару и растим наших потомков. Однажды нечто обрывает жизненные процессы нашего организма, и он практически полностью разлагается армией микробов. В этом мы подобны всем остальным животным. Мы – из одного источника. Наши тела и чувства – часть нестабильного течения жизни, которая давала нам устрашающие механизмы и методы так же часто, как и приносящие пользу. И в целом мы тоже принесли как минимум столько же боли и страданий на эту дискотеку жизни на Земле, как и любой другой хищник. И мы сами должны чувствовать боль и страдание.