В то же время физик Джереми Инглэнд недавно утверждал, что размножение у организмов – это «отличный способ рассеивания [энергии]». Он разработал теорию, согласно которой второй закон термодинамики, или же закон возрастания энтропии, может влиять на то, что материя организуется в сложные структуры, включая и живые организмы. Если выяснится, что это правда, мы обнаружим основополагающий процесс, общий для живого и неживого, забавное сходство между снежными барсами и снежинками. «Очень заманчиво думать о том, какие явления природы мы можем подвести под общую крышу управляемой рассеиванием организации».

Жизнь на нашей планете можно условно разделить на автотрофов и гетеротрофов: организмы, которые используют энергию Солнца и химических реакций, и организмы, которые получают энергию от тех, у кого она уже есть. Наш вид необычен тем, что нам удалось использовать все больше и больше энергии, не эволюционируя при этом в другой вид. Мы достигли этого, сочетая социальное обучение, сложную культуру и технологии. Нам не нужно становиться другим видом, чтобы получить когти, как у аллозавров[9]; мы можем обменяться информацией, чтобы создать боеголовку или электростанцию. Другими словами, мы меняем наши инструменты, а не организмы. Огонь и копья работали сотни тысяч лет, пока мы не придумали, как одомашнить источники пропитания. Следующее большое изменение пришло с механизацией процессов, которая привела к промышленной революции. И это позволило нам использовать энергию богатых органических месторождений, которая накапливалась там с момента зарождения жизни.

Чтобы популяция доросла до одного миллиарда, потребовалась вся история человечества. Сразу после начала первой промышленной революции население по всему миру выросло более чем на пятьдесят процентов. За сто лет до 1920 года объемы сельского хозяйства увеличились вдвое. После 1920 года они увеличивались вдвое примерно раз в десятилетие. Ко второй половине XX века наша популяция начала расти примерно на миллиард в каждые десять – пятнадцать лет. Обычно основными ограничениями для роста групп живых существ выступают конкуренция, хищники и паразиты. Но рост численности нашего населения привел к научному ренессансу. За последние сто лет мы обнаружили несколько невероятных способов увеличения продолжительности жизни и ограничения опасности таких факторов, как болезни. Историки окрестили эту эпоху Великим ускорением. Она подарила нам все – от антибиотиков до генной модификации.

Но по мере того как растет наше население и потребности, растет и наше влияние на критически важные аспекты земных систем. По большей части это широко известно. Сегодня наш мир условно делится на пессимистов, которые видят неизбежный крах на горизонте; оптимистов, которые верят, что все устаканится и мы разумно подойдем к созданию более устойчивого мира; и футурологов, которым не нравится ни один из сценариев, и они ищут инвестиции для побега. Поэтому некоторые из нас бьют в тревожные колокола, другие изобретают экологически чистую энергию, а остальные пытаются переехать на Марс. Таково наше время.

Мы можем быть уверены в одном: однажды наша планета снова станет безжизненной. Если мы на секунду представим себя на месте Земли, мы увидим, что массовые вымирания форм жизни периодически случались в основном из-за комет, астероидов или ледникового периода, вызванного смещением оси вращения, – с разнообразными последствиями для следующего поколения живых существ. Но так будет не всегда. Со временем, спустя сотни миллионов лет, высокие уровни солнечной радиации спровоцируют генетические и структурные изменения, которые ограничат фотосинтез. От бурного многообразия растений, в том числе таких, как