Я хмурюсь.

– Как тебя зовут?

– Харпер, – сообщает она. – Харпер Давенпорт.

– Окей, Харпер. Ты странная.

Она смеётся. Мне кажется, смех искренний, и это удивительно, ведь Харпер – одна из них.

– Не странная. Просто другая.

Я бы с удовольствием поболтал с Харпер ещё, но тут у меня звонит мобильник. И когда на экране я вижу номер абонента, внутри у меня всё сжимается.

– Прости, мне нужно ответить, я быстро.

– Можешь не торопиться, – пожимает плечами Харпер. – Я и через десять лет наверняка буду стоять на этом самом месте и радоваться жизни.

– Я понял, развлекайся.

Сняв трубку, я прошу:

– Подожди. Повиси минутку.

Густая ароматная завеса изысканного парфюма и дорогого шампанского окутывает меня, пока я протискиваюсь сквозь толпу к туалетам. «Слава богу, тут никого нет», – думаю я, открывая дверь. Облокачиваюсь о мраморную тумбу с раковинами, прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Затем подношу телефон к уху.

– Привет, Брайони.

– Ты где?

Ну конечно. Ни «привет, Оскар!», ни «как у тебя дела?». Времена, когда Брайони Адамс интересовалась моим самочувствием, давно прошли.

– На благотворительном мероприятии.

Она громко дышит в трубку.

– Мудак.

– Почему ты так ведёшь себя, Брай? Что я тебе сделал?

– Ты, мать твою, серьёзно, Джонс?

Я вздрагиваю, когда она озвучивает мою старую фамилию.

– Прекрати меня так называть, это больше не я.

– Ну конечно же, можешь убедить себя в этом. Ты думаешь, что стал лучше, если живёшь теперь в сраном мире роскоши со своей сраной богатенькой семьёй, но знаешь что? Ты всегда будешь Джонсом, и неважно, за кого ты себя выдаёшь. Ты всегда будешь грязным, и не имеет значения, какую ты носишь одежду, чтобы спрятаться.

Я стискиваю зубы и провожу пальцем по рисунку на мраморе.

– Зачем звонишь?

– Чтобы узнать, когда ты вернёшься ко мне.

– Я не вернусь, Брай.

– Как бы не так.

– Нет.

Повисает пауза, во время которой слышится лишь её учащённое дыхание. Мое сердце сжимается, и вместе с этим вспыхивает жгучее чувство вины.

– Ты не можешь бросить меня здесь одну, – тихо, дрожащим голосом произносит она. – Блин, на самом деле, Ос, ты не можешь так поступить.

– Мне очень жаль, – бормочу я. Хорошо, что она не видит, как кривится моё лицо.

– Если бы! – шипит она. – Ты долбаный лжец, ты знаешь? Тебе известно, что ты сделал со мной? Ты мне кое-что должен!

Я выдыхаю и наклоняюсь над раковиной, чтобы приложить голову к холодному мрамору. В висках стучит. Такое чувство, что мозг вот-вот взорвётся.

– Знаю, Брай, знаю! Чёрт возьми, да я всегда к твоим услугам, окей? Я рядом, где бы я ни был. Если тебе что-то понадобится, ты знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать, так что…

– А если мне понадобишься ты?

Я в ступоре. Рука, которой я держу телефон, дрожит.

Я ничего не отвечаю, и в возникшей тишине Брайони сопит в трубку.

– Ну конечно. Всё ясно. Спасибо, козёл!

Она бросает трубку, оставляя меня с тяжёлым сердцем. Телефон выскальзывает из моей руки и падает в круглую раковину.

Я поднимаю взгляд и смотрю на своё отражение. Мои тёмно-русые волосы никогда ещё не были так аккуратно подстрижены. Обычно я делал это машинкой, просто укорачивая волосы до миллиметра. Теперь я выгляжу как сделавший себя сам миллионер. И даже круги под глазами, которые, как мне казалось, являлись неотъемлемой частью моего лица, почти исчезли. Ярко-голубые радужки делают их выразительными, но в глубине я всё ещё замечаю бесконечную грусть.

Брайони права: я козёл. И осознавать это так неприятно, так затягивающе, что я не в силах вынести. А потому медленно выпрямляюсь, снимаю смокинг и кладу его на стойку с раковинами. Закатываю рукава рубашки выше локтя и, рассматривая свои жилистые предплечья, судорожно выдыхаю. На коже – рисунок чёрной краской. Я провожу ногтем по изображению тёмного леса, вдоль стволов голых деревьев, чьи верхушки скрываются дальше под рукавом. Вдавливаю ноготь в кожу до тех пор, пока не замечаю, что загнал его под краску. Вместо того чтобы остановиться, я провожу ногтем ещё раз. И ещё. Это немного помогает, но совсем чуть-чуть. Мне всё равно недостаточно.