Когда всё закончилось, она приподнялась на тахте, оперлась ладонью о мою грудь и заглянула в глаза.

– Она прогуляла уроки?

Я обречённо вздохнул.

– Нет. Говорит, в школе прохудилась крыша, класс залило талой водой, и их отпустили.

Любаша вскочила с тахты, собрала одежду и скрылась в ванной. Минуты через три она вышла оттуда уже одетой.

– Мне пора.

Я натянул трусы, встал.

– Ладно.

Помог ей обуть сапоги, надеть пальто.

– Пока.

Не глядя, она чмокнула меня в подбородок и выскочила за дверь.

– До завтра? – крикнул я вдогонку.

– Я позвоню, – донеслось с лестничного марша.

Вот, значит, как… Я выглянул на лестничную площадку. Со стены на меня насмешливо пялилась жёлтая рожица.

– Тебе бы всё хихоньки да хахоньки… – мрачно пробормотал я и закрыл дверь. Очарование светлых надежд, царившее в душе после посещения Оксаны, улетучилось без следа. Насмотрелась Любаша американских фильмов, где, что ни отчим, то обязательно похотливый педофил, и теперь, похоже, переживает…

Я принял душ, надел спортивный костюм и, выйдя на лоджию, взялся за уборку. Заготовки сдвинул на середину верстака, щепу и крупную стружку сложил в ящичек, а мелкую стружку и опилки смёл в мусорное ведро. Больше я сегодня работать не собирался – не было настроения. Сварил супчик из пакета, поужинал, отрешённо глядя в беспросветный мрак за окном. Такой же беспросветный, как и в моей душе. Оставалось надеяться, что всё образуется и на старости лет лёгкий ветерок от крыльев синей птицы из волшебной сказки развеет моё одиночество. Неужели сказочные истории происходят только с Золушками и только в юном возрасте? Надежда умирает последней, но пока она жива, теплится последняя искорка, я буду верить в сказку со счастливым концом. А что мне ещё остаётся?

Бесцельно послонявшись по квартире, я включил телевизор, но больше пяти минут смотреть не смог. Настолько паршиво было на душе, что ничего в жизни не хотелось. Разве что удавиться.

Тогда я прошёл на кухню, достал из шкафчика начатую бутылку водки, налил сто граммов, принял как снотворное и направился спать. Авось утром всё утрясётся и мир предстанет перед глазами не таким мрачным. Хотя бы с проблесками света.

Проснувшись утром, я первым делом заглянул на лоджию, откуда мне сквозь сон всю ночь чудилось шуршание. Неужели завелись мыши? Злейший враг театральных кукол, грызут не только кукольную одежду, но и дерево, обезображивая кукол до полной непригодности. Не случайно Буратино преследовала крыса Шушера, а его деревянный сородич Щелкунчик воевал с мышиным королём.

Мышей я не увидел, но заготовки, аккуратной кучкой сложенные вчера вечером, были разбросаны по всему верстаку. Придётся заводить кота, пришёл я к неутешительному выводу. Тоже не лучший выход – любят кошки поиграть с куклами, поточить о них когти, – но из двух зол выбирают наименьшее.

Умывшись и побрившись, я приготовил яичницу, кофе и, уже заканчивая завтракать, нашёл более приемлемый вариант. У соседа по лестничной площадке жил громадный рыжий кот Леопольд, в противовес своему крайне миролюбивому мультяшному тёзке известный не только как мышелов и крысолов, но и гроза дворовых шавок. А что, если взять кота у соседа? Всё равно кот почти не живёт дома, больше бродит по двору и только на кормёжку забирается в квартиру по веткам тополя через форточку. Лишь бы сосед оказался дома.

Честно говоря, не очень хорошо знаю своих соседей. Так уж устроена жизнь, что связующим звеном между семьями являются женщины – они всегда найдут повод посудачить, поэтому знают не только ближайших соседей, но и всех жильцов дома. Мало того – знают, кто на ком женился, кто чем болел, у кого дети отличники, а у кого разгильдяи… Короче, всю подноготную, чуть ли не до банковских счетов. А поскольку я никогда не был женат, то, естественно, знал только, что соседа зовут Коля, а его жену – Юля. Обоим за сорок, дети взрослые, с ними не живут, вот, пожалуй, и всё. Кто из них где работает или не работает, понятия не имел. О коте Леопольде и то знал больше, поскольку часто встречал во дворе.