После обеда они продолжили работу и закончили только тогда, когда измотанным почувствовал себя Ивор. На парней же вообще было жалко смотреть – все-таки то, что Тадынски переносил со сравнительно небольшим трудом, для них было чудовищно изматывающим. Ивор к своему стыду совсем об этом забыл. Он практически выгнал их зала анализа, хотя они пытались хорохориться и сам отправился к себе. Лежа на кровати, посреди морского дна (Тадынски решил оставить все как есть и не менять оформления), он почувствовал странное успокоение. Нелогичное удовлетворение собственным положением. И это несмотря на кучу неопределенностей, которую это положение за собой тянуло…

… над головой было бездонное фиолетовое небо. Редкие облака пронзительно-желтого цвета быстро уносились за горизонт. Сверкали летящие в вышине воздушные корабли. Ивор достал руки из-за головы и сел. К коже ровным слоем прилип белый песок. Тишина стояла такая, что слышно было, как опадают песчинки.

Рядом лежала разбитая деревянная лодка. Белая краска давно облупилась и осталась только в некоторых местах. Сквозь пролом на берег выползло ракообразное и бочком переместилось в изумрудную воду.

Океан…

Бесконечный, живой океан. Свет звезд окунается в волны и отражается бесконечными лучами, летящими в открытый космос. Ивор знает, что с орбиты зрелище становится еще более божественным и завораживающим.

Скоро ночь. Тадынски понимает, что нужно вставать и идти за дровами. Ночью придут хищники, которых не испугаешь криком. Только огонь. Но он не встает, продолжает сидеть, обхватив колени руками, и смотреть на небо и океан. Слушать их разговоры целую вечность…

Потянулась череда однообразных дней. Даже не дней, а скорее дежурств-бодрствований. Тадынски привык к Уильяму и Кондрату, а они привыкли к нему, приработались. Периодически Ивор давал им записи на просмотр. Медленно, но все-таки они привыкали, ресурс их выносливости повышался. Инсу удалось разобраться с полученной информацией и построить шаблонные модели реакций, по которым можно было распознать угрозу быстрее. Но угрозы не было.

Единственной отрадой стали сны. Безумно яркие, живые, наполненные смыслом. Под конец дежурства Тадынски с нетерпение ожидал их. Почти всегда это был берег океана, иногда непроходимые леса, один раз открытый космос, в котором он не умирал без защиты и даже дышал. Ни в одном каталоге освоенных и разведанных планет не встречались подобные виды..

Примерно через неделю Ивор связался с отделом Соцрега. Ответил Абдулл. И ответ Ивору не понравился совсем – Лилия попала в клинику при институте нейрохирургии и там вот уже сколько времени ее пытаются вернуть к жизни. Почти весь штат Института Социального Регулирования был отправлен в отпуска, остались только дежурные при каждом центре, да и то в их обязанности теперь входил присмотр за исправностью работы техники и не более того.

Тадынски отделался парой фраз, чем явно не удовлетворил любопытства коллеги и отключился прямо посреди прощания. Немного посидел, теребя браслет-змейку, к которому уже привык настолько, что перестал замечать. А разобраться с ней хотелось до чесотки в неприличных местах, да вот глаз вокруг неимоверное количество! К тому же были у Ивора некоторые подозрения на счет браслета и фантастических снов, но подозрения не в счет, как известно…

Тадынски направлялся на обед, когда по ушам резанул сигнал тревоги. По серым стенам зазмеились красные дерганые линии. Ивор бросился вперед на одних рефлексах – если бы он задумался хоть на миг, в правильном ли направлении бежит, то потерял бы драгоценное время.