Мы едем ко мне домой в абсолютном молчании. Я насуплено рассматриваю пейзажи за окном, Глеб сосредоточенно следит за дорогой. 

– Отец, свози ее в клинику. Пусть сдаст кровь на какие-то гормоны. Слышал, при беременности их уровень повышается. Мало ли… От Лены можно ожидать чего угодно. Я не хочу, чтобы она тебя дурила. Может, ты у Софьи спросишь о таком анализе? – спрашивает сын, невольно надавив на больную мозоль. 

– Разберемся, сынок. Спасибо, до встречи, – киваю на прощанье. 

Дом встречает меня характерными звуками. Лену рвет. Слышу, как она освобождает желудок от утреннего завтрака. Сбрасываю обувь и осторожно прохожу в квартиру. Застываю на входе в туалет. 

– Прости… Уйди, пожалуйста. Не хочу, чтобы ты это видел, – почти скулит Лена, нависая над унитазом.

– Может, тебе в больницу надо? Давай съездим.

– Давай. Завтра поедем.

Ступаю на ватных ногах в кухню-столовую и присаживаюсь на барный стул. На стойке початая бутылка мартини, в пепельнице окурки. Вздыхаю, оглядывая квартиру – беспорядок. Пыльно, полы не мытые. 

– Вот тест. На случай если ты сомневаешься. – Лена вытирает лицо полотенцем и протягивает мне предмет с четкими двумя полосками. 

– Лен, я разлюбил тебя, слышишь. Родишь, я заберу малыша себе, если он тебе не нужен. Но сначала… Я хочу убедиться, что ребенок мой. Как это можно сделать? 

– Пойдем завтра в клинику и спросим у врача, – бросает она, направляясь в спальню. – И вызови домработницу, Барсов. Я не нанималась убирать квартиру в таком состоянии. 

10. Глава 10.

Марк.

 

– Что ты делаешь, Марик? – испуганно вскрикивает Лена, пытаясь меня остановить. Хватает цепкими ноготками за рукав майки и с силой тянет. – Ты знаешь, сколько эта бутылка стоит?

– Еще раз увижу, помещу тебя в реабилитационный центр, поняла? Будешь там до самых родов сидеть, – рычу, выливая пойло в раковину. – Где это видано, чтобы беременная женщина курила и пила? Позор, Лена! О чем ты думаешь вообще? 

– Уж точно не о ребёнке, – фыркает она. – Особенно после твоего заявления. 

– Какого заявления? – выбрасываю бутылку в переполненное мусорное ведро. 

– Что ты меня разлюбил, – вздыхает она, зябко обнимая плечи. Устремляет задумчивый взгляд в окно и застывает на месте.

– Да, Лена. Так бывает. Но нельзя же травить себя? Черт! Ты же будущая мать, о чем ты думаешь?

– А я еще не решила, нужен ли он мне! – ее глаза зло сощуриваются. 

– Только не говори мне, что собралась на аборт? 

– Не твое дело, Марик! Теперь нет… Когда ты меня разлюбил и собираешься разводиться! 

– Я не отказываюсь от ребенка, Лена. Я вообще предлагаю мне его отдать. Так будет лучше, учитывая… твой образ жизни. Ты слишком свободолюбива и недисциплинированна.

Ну вот… Так я и знал, что разговор выльется в скандал или выяснение отношений. Рука ноет, во рту пересыхает от боли, а сердце сжимается от ощущения неизбежной потери… Чувствую опустошение и безысходность. Они, как близнецы садятся на плечи, придавливая к земле невидимым грузом. Мне плохо… Так плохо, что хочется выть. 

– Лена, что ты хочешь? – сглатывая горечь, внезапно заполнившую горло, спрашиваю я.

– Я хочу быть защищенной. Желаю дать своему ребенку фамилию и отчество. И рожать буду, как замужняя женщина, а не брошенная мать-одиночка. – Чеканит она без запинки. 

– Кроме меня, отцом ребенка может быть другой мужчина, – усмиряя раздражение, отвечаю я. 

– Не может… Мы предохранялись. 

Ну вот, так-то лучше! А то «Прости меня, ты все не так понял! Тебе дали ложную информацию! Я ездила на пробы фильма!» Ну и прочее бла бла бла… 

– С тобой мы тоже… Черт, Лена, я все равно проверю мой он или нет? Не думай, что после всего я тебе поверю. Разговор окончен.