Дмитрий посмотрел на дядю. Профессор сидел в кресле напротив, бледный и неподвижный, словно восковая фигура. Глаза его были закрыты, а руки безвольно лежали на подлокотниках. На мгновение Дмитрия охватил панический страх. Неужели что-то пошло не так? Неужели эксперимент окончился трагедией?

– Дядя! – окликнул он, в голосе его звучала тревога. – Дядя, ты в порядке?

Профессор медленно открыл глаза и посмотрел на племянника затуманенным взглядом. Он несколько раз моргнул, словно пытаясь сфокусировать зрение, а затем глубоко вздохнул и провел рукой по лицу.

– Кажется… кажется, мы прибыли, – прошептал он, голос его был слабым и хриплым.

Дмитрий с облегчением вздохнул. Жив! Значит, не все потеряно.

– Где мы? – спросил он, с беспокойством оглядываясь по сторонам.

Профессор, с видимым трудом, поднялся с кресла и подошел к иллюминатору. Он всмотрелся в мутное стекло, а затем резко отшатнулся, словно увидел что-то ужасное.

– Что случилось? – испуганно спросил Дмитрий, вскакивая с места.

Профессор молча указал на иллюминатор. Дмитрий подошел и посмотрел наружу. То, что он увидел, заставило его кровь застыть в жилах.

Подвал, в котором они находились, был тем же самым подвалом, откуда они начали свое путешествие. Но теперь он выглядел совсем иначе. Стены были покрыты толстым слоем пыли и копоти, штукатурка местами обвалилась, обнажив красную кирпичную кладку. На полу валялись обломки досок, куски штукатурки, ржавые осколки металла и другой мусор. В воздухе витал запах сырости, затхлости и еще чего-то, горького и неприятного – запаха разрушения и смерти. Но самое страшное было не это. Самое страшное было то, что они видели через иллюминатор.

За стеклом была не привычная им картина подвальных стен, а… снег. Много снега. Он лежал толстым, неровным слоем на земле, покрывал обломки зданий и голые, искореженные ветви деревьев. Небо было затянуто низкими, свинцовыми тучами, из которых медленно, словно нехотя, падали крупные снежинки. В воздухе висела тяжелая, морозная тишина, нарушаемая лишь отдаленным гулом и время от времени доносящимися глухими взрывами.

– Где… где мы? – прошептал Дмитрий, голос его дрожал от страха и недоумения.

Профессор с трудом оторвал взгляд от иллюминатора и повернулся к племяннику. Лицо его было мертвенно-бледным, а глаза наполнены ужасом.

– Похоже… мы ошиблись, – прошептал он хриплым голосом. – Это… это не декабрь 1783 года… Но… это Петербург, не так ли? Просто… зима… необычайно суровая…

Он подошел к панели управления и с дрожащими руками проверил показания приборов. Цифры на циферблате хронометра горели злорадным красным светом: 1943 год.

– 1943… – едва слышно произнес Дмитрий, не веря своим глазам. – Но как… как это возможно?

– Ошибка… катастрофическая ошибка! – профессор схватился за голову, словно пытаясь сдержать подступающую панику. – Я… я не учел… не предусмотрел…

Он запнулся, не в силах вымолвить ни слова. В этот момент подвал снова содрогнулся от мощного взрыва, на этот раз гораздо ближе, чем предыдущий. В кабину хроноскопа впился осколок снаряда, осыпав их дождем из осколков стекла и металла. В воздухе появился резкий, едкий запах гари.

– Бомбардировка! – крикнул Дмитрий, вскакивая на ноги. – Дядя, нам нужно уходить! Немедленно!

Он помог профессору подняться, и они, пригибаясь, бросились к выходу из кабины. Хроноскоп, их гордость и надежда, теперь был лишь бесполезной грудой металлолома. Выбравшись из разрушенной машины, они оказались в центре подвала, который быстро наполнялся пылью и дымом. Сквозь трещины в стене пробивались языки пламени, отбрасывая зловещие тени на стены.