- Зачем?

- За тем самым. Буду ордер на обыск у Мотыльковой просить.

- Что, веришь, будто деньги у неё дома окажутся?

- Не знаю, но проверить обязан. Хотя бы из принципа.

В кабинет прокурора Колычев зашел один, оставив Петра дожидаться в приемной. Вернулся, победно размахивая бумагой.

- Уломал-таки прокурора. Вот ордер.

- Долго ты что-то…

- Быстро только кошки родятся. У нас прокурор - знаешь какой! Ему каждый чих обосновать нужно, а у нас с тобой только подозрения. На них, брат, далеко не уедешь.

Семья Мотыльковой проживала в коммуналке, занимая большую комнату в бывшем доходном доме. Дверь открыла сама потерпевшая. Голова её была обвязана мокрым полотенцем.

- Ещё раз здравствуйте, Инесса Владимировна, - сказал Колычев.

- Вы ко мне? – удивилась она.

- К вам, к вам…

- Но ведь я сама должна была к вам явиться во второй половине дня… Право слово, вы бы не утруждались. Я, хоть и неважно себя чувствую, но всё равно бы пришла...

- Мы, собственно, по другому вопросу. Вот постановление на обыск. Ознакомьтесь, пожалуйста.

- Обыск! То есть вы решили, что это моих рук дело? – Женщина устало опустилась на одинокий табурет в длинной прихожей. – Какой позор! Как я теперь в глаза людям смотреть буду!

Из дверей выглядывали любопытные лица соседей. Взяв парочку из них в качестве понятых, сыщики приступили к обыску.

Муж Мотыльковой был на работе, дети в школе. Никто не мешал.

Из общей кухни пахло подгоревшей пищей. Петр невольно сглотнул. С утра на ногах, а во рту и маковой росинки не было. И не понятно, когда ещё перекусить удастся. Может, до самого вечера придется голодным ходить.

Сыщики вошли в комнату и осмотрелись. Особой меблировкой она не блистала: двуспальная железная кровать, два топчана для сыновей, шкаф со скрипучими дверцами, стол, который использовали и как обеденный и как письменный, комод, несколько стульев.

Над кроватью висела книжная полка.

Обои пожелтели от сырости и местами отошли от стен. Возле буржуйки сложена аккуратная стопочка дров.

- Ну что, приступим. У тебя как – опыт в таких делах есть? – спросил Колычев.

- Всякое бывало. Но не сказать, чтобы большой спец по этой части, - признался Елисеев.

- Всё равно лучше, хотя бы с маленьким опытом, чем совсем без никакого. Начинай с правой стороны, я - с левой.

Они приступили к обыску. Колычев распахнул шкаф, раздвинул пропахшие нафталином вещи. Едва сдержался, чтобы не чихнуть: запах был ядрёный.

Елисеев выдвинул ящик из старинного комода и в маленькой резной шкатулке из дерева обнаружил улов – свёрнутые в тугой рулончик совдензнаки. Пересчитал, вышло около трёхсот тысяч. Петр только присвистнул.

- Откуда деньги?

- Наши, семейные. На поездку в Москву откладывали. Младшенькому наши доктора не могут диагноз поставить, вот и хотим отвезти в Москву, чтобы показать профессору, - пояснила Мотылькова.

Она взяла себя в руки и говорила спокойным тоном, хотя по-прежнему избегала смотреть на соседей. Стояла, ссутулившись и скрестив руки перед собой. На лице была полная отрешённость от происходящего.

- Ихние это деньги, - внезапно подтвердила понятая – женщина лет пятидесяти с красными натруженными руками.

- А вы откуда знаете? – удивился Колычев.

- Так Инесса давно рассказывала. Про тот, как к дохтуру ходила, про предписание евойные, о том, что коплют на Москву потихонечку, - простодушно ответила женщина. – Промеж нас шибких секретов нетути. Когда под одной крышей живешь, ничего не спрячешь.

Триста тысяч – не шесть миллионов. Елисеев вернул семейные накопления на место.

Других результатов обыск не дал. Парусиновый портфель не нашёлся, больше денег в комнате не было.