– Проводить? – интересуюсь я.

– Не надо, я сама.

– Такси вызвать?

– Мне тут недалеко… Я пешком.

– А, может, всё же останешься? – спрашиваю с надеждой.

Татьяна охватывает бесстыже обнажённого меня жадным взглядом. На её лице читается сомнение: борьба желания и необходимости. Борьба эта длится несколько секунд.

– Нет, – наконец, решительно заявляет Таня.

Закрыв за ней дверь, я вдруг ловлю себя на мысли, что мне очень хочется подойти к окну и увидеть, как Таня выйдет из подъезда, смотреть ей вслед через весь двор до самой подворотни, которая заглотит её и, наверняка, навсегда вычеркнет из моей жизни. ЧуднО…

К окну я не подхожу. Врубаю «комп», запускаю «The Bat». Качаю почту.

Среди прорвавшегося через чистилище «антиспамера» мусора одно единственное интересное мне послание:

«Пьете, небось?»

А вот и не угадал ты ни разу…

«Какое там… У Костика траблы образовались. Только завтра подгребёт. Один тут кукую. Сирота…»

Заслав это душещипательное письмишко Серёге Красинскому, с которым нам ближайшие две недели существовать борт к борту, я отправляюсь в ванную. После водных процедур забираюсь в кровать. Жаль, что Татьяна ушла, очень жаль… – с тоской думаю я. Вроде бы неплохая девчонка. Может, попробовать покараулить её у метро. Да, у метро. Метро. «Поезд дальше не идёт». Седой с его опасениями за Москву. Эти мыслеобразы обратным отсчётом событий, проматываемой назад киноплёнкой вползают в моё сознание. Забегаловка. Миша Шифман и его замогильное «Уезжаю»… Уезжает… Жаль, одним хорошим человеком в стране станет меньше. Эта мысль является мне за мгновенье до того, как я проваливаюсь в сон.

***

Утро будит меня привычным дребезжанием будильника.

– Блин… – выдавливаю я раздосадовано, дотягиваюсь до будильника и заставляю его заткнуться.

Во рту сухо, виски и затылок легонько ломит. Вроде бы не много вчера выпил… Это всё от недосыпа, наверное. Надо попробовать вздремнуть ещё хотя бы часок. Укутавшись в простыню, я переворачиваюсь на бок, поджимаю колени к животу и собираюсь сладко уснуть. Но не тут-то было. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Видимо, Всевышнему было угодно, чтобы голова моя разболелась сильнее прежнего. Ломота в затылке превращается в резкую пульсирующую боль. Хорошее начало отпуска, ничего не скажешь…

Издав страдальческий стон, я усаживаюсь на кровати, опускаю ступни на неуспевший прогреться пол. Приятная прохлада поднимается по ногам. Хорошо.

Из прихожей доносится звук телефонного звонка. Тяжело переставляя ноги, я отправляюсь отвечать на вызов.

– Алло?

– Иван? – вырывается из трубки старушечий голос.

– А кто же ещё? – вздыхаю я. – Здравствуйте, Евгения Тихоновна.

– Иван, я вчера заходила. Опять у тебя беспорядок! Я сколько раз говорила, что если этот бардак не прекратится, откажу тебе в квартире?

– Не помню. Много, наверное…

– Иван, это последнее предупреждение!

Да иди ты знаешь куда со своими предупреждениями?! – так и хочется мне выкрикнуть в трубку. Достала! Какого хрена ты вообще приходишь в моё отсутствие?

– Постараюсь исправиться.

– Ты уж постарайся… – вкрадчиво произносит хозяйка моей съёмной берлоги. – А то родственница моя на неделе спрашивала, могу ли я её пустить пожить.

– А она молодая, симпатичная? – интересуюсь я не менее вкрадчиво.

– Кто? – не врубается старушка.

– Родственница ваша. Если да, то я совсем не против. Присылайте!

– Типун тебе на язык, похабник! – восклицает Евгения Тихоновна нарочито строго. – Всё бы вам, кобелям…

– А что? Вдруг я ей понравлюсь, так и станем вместе жить. Поженимся. И ей хорошо, и мне такие деньги платить не надо. Вы ж с родственницы деньги брать не будете?