Его попутчики опять закивали.

– Ну ладно, Иван, выходить мне сейчас, – сообщает седой, почувствовав, что состав начинает сбавлять ход. – Будь здоров!

– Спасибо конечно… Но только… – я сую руку в задний карман джинсов и извлекаю оттуда паспорт.

– Чего там у тебя? – вяло интересуется седой.

– Да собственно вот… – я раскрываю паспорт на первой странице и, встав, сую его под нос седому: – Читай тут… а теперь тут… – я открываю страницу с данными о прописке. – И московской регистрации у меня нет. Это я тебе так, до кучи, рожеузнаватель…

Не знаю, что могло бы быть дальше, но поезд останавливается. Наверное, к счастью останавливается. Один из попутчиков выволакивает впавшего в ступор седого из вагона, а я, как ни в чём не бывало, плюхаюсь на сиденье. Ни злости, ни обиды, может потому, что пьян, а может, оттого, что не собираюсь я с ним, с седым этим, ничего делить: ни его Москву, ни свой Кислодрищенск.

Состав минует ещё несколько станций и, наконец, бесчувственный женский голос из динамиков объявляет «Речной вокзал». Поезд дальше не пойдёт.

…Если бы не фонари, фары и окна ларьков, на улице было бы темно, а ещё на небе были бы видны звёзды. Я вдыхаю пропитанный выхлопами автомобилей воздух и, чтобы заглушить эту вонь, выбиваю из пачки сигарету, подкуриваю. Впервые за вечер и, однозначно, зря. После первой затяжки ноги моментально делаются ватными, во рту становится сухо и противно, голова наполняется туманом, точно сигаретный дым угодил прямиком в черепную коробку, мир перед глазами начинает «плыть». Чёрт! Сколько раз зарекался курить после выпивки…

Мотаю головой, моргаю глазами, наводя резкость. Делаю резкий выдох:

– Ф-ф-у-у-х.

Вроде бы норма… Лёгким щелчком посылаю сигарету вдаль. Разгорающимся метеором пролетев с пяток метров, она падет на асфальт, породив фонтанчик огненных брызг.

– Осторожнее! – звучит раздражённый женский голос. И у того самого места, куда только что шлёпнулась сигарета, появляется пара ног в черных лаковых туфельках.

Мой взгляд скользит по щиколоткам, достигает коленей, поднимается до середины бёдер и упирается в край юбки. Симпатичные ножки…

– Совсем сдурел?! – вопрошает всё тот же голос. – А если бы в ноги мне попал? Ожог ведь мог быть!

Да уж, и подумать страшно! Подпортил бы такую красоту.

Мой взгляд стремительно взмывает и встречается с взглядом обладательницы едва не загубленных мной ног.

И личико тоже симпатичное… Пухленькие щёчки, чуть курносый носик, тонкие бровки. Вот только в глазках поменьше бы злости…

– Меня Иваном зовут, а вас?

Злость в глазках сменяется лёгким удивлением, а губки, вздрогнув, выдают:

– Таня.

– Очень приятно, Таня! Будем знакомы! Может быть, прогуляемся?

Спустя минут пятнадцать – двадцать неспешного хождения по тротуару мы сидим на соседней с метро автобусной остановке и мило беседуем. А ещё через пятнадцать минут я беру Татьянину ладонь в свою, легонько пожимаю и, не встретив сопротивления, произношу:

– Тань, я тут рядом живу, пойдём ко мне?

…Разгорячённые мы лежим на кровати и пытаемся перевести дух. Одной рукой я прижимаю к себе Татьяну, другой глажу её по волосам. Они шелковисто обволакивают мою ладонь, источают едва уловимый нежный аромат. Я зарываюсь в них лицом. Мне очень хочется сказать что-нибудь нежное…

– Ой, я совсем забыла! – восклицает Таня, отстраняясь. – Мне бежать надо! – Она порывисто вскакивает с кровати, сдёргивает с меня простыню и заворачивается в неё.

– Куда ты? Ночь на дворе! Оставайся…

– Меня ждут…

Подхватив разбросанную по полу одежду и сумочку, она убегает в ванную комнату и вскоре появляется оттуда одетая и подкрашенная.